Гамбит

– Да. Дохлый номер. Поскольку того шоколада, что пил Джерин, не осталось. Кофейник и чашку унесли… Впрочем, это вы уже знаете. Я спустился на кухню, опросил повара и официанта, немножко осмотрелся вокруг. Однако не сделал того, что следовало сделать, и теперь сожалею. Глубоко сожалею. Мне следовало спросить Джерина, не добавлял ли он чего-либо в шоколад. Чего-то такого, что он принес с собой. Но тогда подобная мысль просто не пришла мне в голову, поскольку Джерин сказал, что шоколад, который ему подали, какой-то странный. Меня стукнуло гораздо позже, два дня спустя, когда выяснилось, что против Блаунта выдвинули обвинение в убийстве. Если бы я осознал всю серьезность ситуации еще тогда, в клубе, то наверняка расспросил бы Джерина более настойчиво. И даже обыскал бы его. Обшарил бы карманы. Да, я глубоко сожалею.

– А вы, случайно, не намекаете, что он совершил самоубийство? И в свой смертный час обвинил Блаунта?

– Совершенно необязательно. Самоубийство, конечно, возможно, однако, скорее всего, Джерин положил в шоколад нечто такое, что он ошибочно считал вполне безвредным. Какой-нибудь стимулятор, либо порошкообразный, либо в жидком виде, или особый вид сахара, который любил Джерин. Однако по ошибке или по злому умыслу другого человека безвредное вещество подменили мышьяком в одной из существующих форм. Конечно, мышьяк должен был находиться в какой-либо емкости, поэтому я отправился в клуб провести расследование. Но ведь с тех пор прошло уже два дня, и полиция все тщательно обыскала. Официант привел в порядок библиотеку во вторник вечером и выкинул мусор из корзины. В полиции мне сообщили, что при Джерине не обнаружили никакой емкости. Хотя точной уверенности здесь нет, так как при поступлении в больницу Джерина раздели.

– Итак, единственное, что у вас имеется, – ничем не покрепленная гипотеза, – хмыкнул Вулф.

– Я бы на вашем месте не был бы столь безапелляционным. Мне жаль, что вы так считаете. – Эйвери подался вперед. – Вы отреагировали точно так же, как Калмус, когда я впервые высказал ему свое предположение. Калмус – талантливый юрист, блестящий юрист, однако его подход к любой проблеме – подход законника. Вы правы. Моя идея никуда не годится, если ее нельзя подкрепить доказательствами. Правда, все дело в том, что ее можно подкрепить доказательствами. Именно поэтому я и хочу вам обо всем рассказать. Ведь этим должен заниматься детектив, не юрист. Я не стану рассказывать вам о дюжине различных способов подкрепить свои подозрения, так как это не моя, а ваша профессия. Я вам вот что скажу. Если бы я был детективом, пытающимся получить доказательства, способные опровергнуть предъявляемые Блаунту обвинения в убийстве, которого он не совершал, или по крайней мере поставить под сомнение его вину, то не стал бы игнорировать ничем не подкрепленную гипотезу. Не хочу быть назойливым, но вы должны понять мою глубокую озабоченность.

– Естественно. – Вулф демонстрировал редкостное терпение. – Я согласен, что ваше предложение заслуживает внимания. Его основное достоинство состоит в том, что, если выдвинутую вами гипотезу удастся подкрепить, это поможет очистить от подозрений не только Блаунта, но и всех остальных, имевших доступ к шоколаду, – всех четверых посредников. Позже я расскажу о них подробнее. Детектив должен рассмотреть со всех сторон и личности посредников. У вас есть предположение. У меня тоже. Один из этих четверых убил Джерина, причем не из-за ненависти к нему, а с целью подставить Блаунта. Убийца ненавидел именно Блаунта. Потому-то я и спросил, насколько хорошо вы их знаете. Если удастся доказать…

– Боже правый! – вытаращил глаза Эйвери. – Полный абсурд! Вы ведь не серьезно?

– А почему нет? Мое предположение не менее ценно, чем ваше. И провести расследование будет куда проще. Почему, по-вашему, это абсурд?

– Почему… – Эйвери всплеснул руками. – Возможно, мне следовало сказать… Чтобы намеренно убить человека, человека, который ничего для вас не значит, с целью подставить кого-то другого… Быть может, я слишком наивен для своего возраста и жизненного опыта, но такое моральное падение… у меня просто не укладывается в голове. Хотя никогда не говори «никогда».

– Тогда это уже не абсурд. Очевидно, вас бесполезно спрашивать, не подозреваете ли вы кого-нибудь из них.

– Безусловно, – с чувством произнес Эйвери. – Даже если бы у меня и имелись какие-либо подозрения, я не стал бы… – Он запнулся, покосился на Салли и снова повернулся к Вулфу. – Нет, не так. Если бы я что-то такое знал или подозревал, то непременно сказал бы вам. А у вас что, появились какие-то подозрения?

Вулф покачал головой: