Гамбит Королевы

Раньше она еще непременно добавляла: «Пути Господни неисповедимы». Катерина сильно изменилась – как, впрочем, и они все. Дот вспомнила, как навещала маму и как ей казалось, будто она чужая в родной семье. Она высоко вознеслась, а ее близкие остались прежними, сами того не зная. Интересно, что повлияло на нее больше всего? То, что она научилась читать? Время, проведенное в Ньюгейтской тюрьме? Годы при дворе и все, чему она стала свидетельницей? Иногда она вспоминала, как в детстве представляла себе короля и придворных. Ей казалось, что королевский двор сродни сказочному Камелоту. Увидев их вблизи, она поняла, что между сказкой и былью нет ничего общего. Камелот – всего лишь место в ее воображении; настоящий же королевский двор, хоть и кажется издали красивым и пышным, вблизи страшен, как смертный грех. Может быть, истории о рыцарях и девах – просто сказки для детей, из которых она уже выросла? Когда-нибудь, через несколько сотен лет, будут сочинять такие же сказки о дворе короля Генриха и романы обо всем – о короле Генрихе Восьмом и его шести женах. Но способны ли сказки передать ужас, окружавший короля, или эпоха Генриха будет казаться золотым веком?

Они вдвоем разбирали груду украшенных драгоценными камнями перчаток, раскладывали их парами. Одна перчатка осталась без пары.

– Куда девать все непарные перчатки? – Катерина смеялась и складывала их в коробку. Потом выпрямилась, приложила руки к животу: – Дот, потрогай! – Она взяла Дот за руку и приложила к своему круглому животу; Дот ощутила шевеление, как будто там плавает рыбка.

– Ах, – улыбнулась она, думая о своей рыбке, которая тоже извивается в ней, о совершенно новой жизни, которую предстоит так или иначе прожить. – Он у вас беспокойный малыш! – Они всегда говорили о ребенке Катерины «он». Им и в голову не приходило, что все может быть иначе.

– Дот, теперь мне приходится все время думать о нем, – призналась Катерина. – Я не представляла, что могу быть такой счастливой! Мне жаль расставаться с тобой, но рядом остается много истинных друзей. А еще я получила письмо от Марии. – Она достала из сумочки лист бумаги, развернула и помахала перед носом Дот, доказывая, что письмо существует на самом деле. – Мы с ней помирились. Нашу дружбу оживил этот малыш. – Она погладила себя по животу. – Он уже благотворно действует на нас всех, хотя еще не родился. Какое он чудо!

Дот и Катерина продолжали молча складывать белье, разбирая, что поедет с Катериной, а что останется.

– Не знаю, как я буду жить без вас, без вашей мудрости. – Дот было больно; она страшилась расставания.

– Еще как хорошо! – Катерина сдавленно засмеялась, Дот не поняла, что она имела в виду. То ли что мудрость – еще не самое главное, то ли что она не так мудра, как считает Дот. Катерина надела Дот на запястье золотой браслет с гранатами: – Вот, возьми. Будь счастлива со своим малышом!

Дот улыбнулась и подняла руку, любуясь браслетом.

– Спасибо. Не только за это… Спасибо вам за все.

– Не нужно меня благодарить, – порывисто ответила Катерина. Ей было не по себе. Неужели она тоже ощущает боль разлуки? – Дот, мне не хватает крестика моей мамы. Не знаю, вернет его та женщина или нет.

Дот вертела браслет на запястье и думала о своем будущем. Маленькая Мин и ее семья уже переселились в Кум-Боттом; каково ей будет жить с сестрой? Она так мало о ней знает, ведь малышке Мин едва сравнялось четыре года, когда Дот покинула Стэнстед-Эбботс. Она думала о новой жизни, которая зрела в ней, и о своем милом Уильяме Сэвидже, о его доброй улыбке, о скошенном зубе. Ей кажется, что их будущее похоже на сад накануне расцвета. Все грядки вскопаны, все семена посажены; здесь лаванда, а там розы, настурции и штокрозы, и лекарственные травы тоже – королева многому ее научила. Она сумеет позаботиться о своих близких. Вдали, смутное и непонятное, ведь она еще никогда его не видела, виднеется море. Уильям уверяет, что море видно из парка в Кум-Боттом.

Катерина нарушила молчание:

– Наверное, со временем мне удастся простить Елизавету.

– Неужели вы ее простите? – ахнула Дот. Она не представляла, как можно быть такой доброй. Бросив перчатку, она выжидательно смотрела на Катерину.

– Не Елизавета сделала Сеймура таким, каков он есть. Он так устроен. – Катерина встретилась взглядом с Дот. – Только я ничего не замечала.

– Но… – начала Дот.

Королева подняла руку, призывая ее к молчанию, и продолжила:

– Елизавете… – Она запнулась. – Ей всего четырнадцать. – Она расстегнула красивое ожерелье из золотых маргариток, покрытых белой и желтой эмалью. Дот опустила голову и спрятала цепочку в шелковый кармашек в особом отделении дорожного сундука. – Елизавета страдает больше, чем я, за то, что она сделала. Дот, легче быть преданной, чем предать.