— Вы, стражи, стоите на рубеже между жизнью и смертью, охраняете соседний мир, — сказал, будто выплюнул собеседник. — Те, кто рядится в тварные шкуры, обрастает чешуей и перьями, сторожат мир иной: бурлящий безумием. А мы, хранители знаний, рождаемся и становимся демиургами.
— Ложь, — произнес Некр.
— В третий раз не спущу, — предупредил собеседник.
— Плевать. Глупо врать тому, кто знает правду, не находишь?
— У каждого правда своя, — осклабился тот. — Рассуди сам: в твоем втором мире правят боги, отчего же не родиться богочеловеку? Смески-то вполне существуют: колдуют помаленьку, вероятное будущее предсказывают, кого влечением одаривают, а кого и к вам отправляют раньше срока.
— Рыцарей забыл.
Собеседник поморщился и махнул рукой.
— Плод жалости к себе одного из ваших дал всходы. Подумаю, как использовать можно.
— Не выйдет.
Собеседник пожал плечами.
— Они защищают людей. И не вмешиваются в распри, — напомнил Некр. — Суть никому не изменить.
— Но попробовать-то извратить можно? — некоторое время собеседник смотрел на него так, словно играл в древнюю детскую игру: кто кого пересмотрит. Или, быть может, ждал, когда Некр дрогнет и отведет взгляд? Однако тому Орден был совершенно безразличен, ему с лихвой хватало своих.
— Суть вернувшихся не изменить.
— И Бездна с ними тогда. Помешать они не смогут, а людей защищают — так пускай. Лучший помощник пастуха — пес.
— А пастух — ты, конечно же? — усмехнулся Некр.
— И пастух, и плотник, и гончар, и каменщик… Богочеловек! Это же так справедливо.
— Если бы человекобог — я, возможно, еще и подумал.
— А есть разница?
— В человечности.
Пламя в глазах, казалось, жглось. Зрачки накалились, стали белоснежными, и Некр все пытался, но никак не мог отвести от них взгляд.
— Душу положу, а остановлю тебя, — пообещал он. — Возможно, пройдет вечность, а может и нет, но способ я найду.
И ненавистный взгляд дрогнул, собеседник отвернулся, задохнувшись от обиды и злости, сжал кубок из слоновой кости так, что побелели костяшки пальцев, пересек разделяющее их расстояние и протянул Некру:
— Взял. И выпил!
Некр отрешенно смотрел, как его рука поднялась, пальцы обхватили ножку кубка. Ему рассказывали, будто люди, внемля речам хранителей знаний… библиотекарей, как те сами назывались, безоговорочно верили, шли в огонь или воду, отдавая всех себя. И, если хранитель знаний жаждал познавать мир вокруг и делать его лучше, то его ученики шли по его стопам: возводили прекрасные здания и скульптуры, творили полотна, сочиняли, лечили и учили. Демиурги?.. Возможно. Почему бы и нет? Творцов в Нави приветствовали. Но не тогда, когда они стремились к власти над другими. За ними тоже шли, и их последователи вели себя хуже самых кровожадных хищников, зверея от вседозволенности. Однако Некр и не думал проникаться лживыми словами, он оставался в своем уме, здравой памяти, мог свободно мыслить, но вот управлять собственным телом — нет.
Зубы ударились о твердую кромку, в рот полилась прохлада, которую не удалось бы выплюнуть. Вкус оказался неожиданно приятным, насыщенным перечной мятой и оттенком лимона, легкой горчинкой. Некр улыбнулся, соскальзывая в небытие из сна-воспоминания, и открыл глаза в собственной спальне, лежа на широкой кровати и разглядывая потолок.
Хотелось ругаться. Хотелось выставить счет тому, кто подсовывает ему все эти видения прошлого. Наверняка, он гораздо лучше восстановился бы после приятно проведенной ночи с какой-нибудь красоткой. Мало ли их было? Попойки с друзьями. Победы. А еще до умопомрачения хотелось жить и, наконец, исполнить то, что обещал, но осуществить, как оказалось, сумел лишь частично.
Глава 24
В комнате было темно, толстые шторы прекрасно скрывали день, ночь или нечто среднее, сумеречное, расположенное между ними. Часы на стене… Некр бросил взгляд на электронное табло и вздохнул: опять встали.
— Вот так и живу, — посетовал он мрачно. Кажется, когда приборы учета времени являлись сплошь механическими, проблем с ними возникало меньше. А с песочными и солнечными — не появлялось совсем!
«Снова на них перейти?» — он представил натыканные по всему особняку склянки с песком, фыркнул и отмел эту мысль как несостоятельную: жить следовало, окружая себя вещицами века нынешнего, иначе слишком велик соблазн отстать от неумолимо несущегося вперед прогресса. Вначале на шажок, затем — на десяток. А там ведь можно и застрять. Догонять же придется долго, упорно, рвя жилы, и не факт, что удастся.
Он встал, глянул в большое зеркало в старинной раме, оценил помятое, но не столь и жутко выглядящее отражение и пожаловался ему, раз уж никого другого рядом не оказалось:
— Но сегодня как-то уж слишком погано.
Очередной сон-воспоминание злил и неплохо настраивал на рабочий лад. Теперь Некр убедился окончательно: с кем придется иметь дело. А ведь тогда… в легендарные по нынешним меркам времена он полагал, будто победил. Что ж, неплохой урок. Впредь следует проверять издох ли враг окончательно и пересек ли Рубеж, а не удовлетворяться смертью тела.