— Проверю, нет ли кого.
Слышно было, как он зажигает внутри спички, звякает «летучей мышью».
Мы стояли в пяти шагах от входа.
— Когда я войду внутрь, прошу всех отойти на сорок метров, — отрешенный голос Валерия Васильевича, надо признать, производил впечатление. Веяло от него потусторонним, таинственным.
Олег вернулся.
— Ни единой живой души, — криво усмехнулся он.
Нимисов загасил фонарь. Никталоп. Не оборачиваясь, он скрылся в проеме двери. Олег прикрыл ее, и мы почтительно удалились. Там, во мраке ледника-склепа решалась наша судьба.
Я отошел в сторонку, сел на пенек. Сыро.
Люди хотят чуда — их право. Я портить компанию не стану.
Отдает трагедией голубого Отелло. Никаких доказательств. Но так славно укладывается: изменники наказаны, а в финале — самоубийство на мосту, замаскированное под несчастный случай.
Подошел и Олег, устроился на корточках.
— Думаете, у него что-нибудь выйдет?
— Как знать… Что-нибудь всегда выходит.
— Если и есть тут пришелец, так это он сам, — огорошил меня Олег. — Гипнотизирует, видения вызывает.
— Так уж и видения?
— Я видел, знаю. Только говорить не хочется, — он сорвал травинку, разглядывая ползущую по ней гусеницу.
— Дождя не будет. К вёдру.
— Ты уверен, что русские приметы действительны здесь, на Кавказе?
Но сбылось бы. Очень хочется вернуться в город, оставить позади колдовство в набитом трупами погребе, озверевший Желчуг. В горы больше ни ногой. До будущего лета.
Дадут летом отпуск, нет? Вряд ли. Или плюнуть на больницу и окончательно перейти в «Нистру» шеф-поваром? Ионел давно зовет.
Как же я про Мехико забыл, я ведь теперь — основная команда. А за Мехико — Кейптаун, Токио. Личный повар чемпиона. Личный ассистент великого Нимисова. Личная фистульная собака академика Павлова. Разбогатею. Обзаведусь частной собственностью. «Каса Марэ» господина Денисова. Только по предварительной договоренности. Я такой!
Деньги сыпались к деньгам, и лишь открывая шикарный ресторан в кратере Тихо на пару с Денисом Тито, я спохватился. Полтора часа сижу на пеньке, солнышко успело одарить ультрафиолетом сверх всякой меры. А Нимисова нет.
Блицкриг затягивался.
Олег дремал, Александр Борисович переговаривался с Аркашей. Заметив мой взгляд, они подошли.
— Валерий Васильевич говорил мне, что ему понадобиться минут сорок пять.
Олег открыл глаза.
— Я пойду, гляну.
— Вам не стоит. Лучше я.
Не быть мне богатеньким. С каждым шагом Стачанского рушилась моя кулинарная империя, пропадали рестораны, закрывались котлетные. Последней канула Каса Марэ. Ларивидери.
Скрипнула дверь, и Александр Борисович сошел вниз, в холод и мрак, сошел для того, чтобы через несколько секунд предстать извергнутым и растерянным.
— Опять, — меланхолически вторил моим мыслям Олег.
Стачанский жестом призвал нас.
— Он… лежит… не шевелится… — произнося эту короткую фразу, Александр Борисович дважды проглотил слюну.
Со вновь зажженным фонарем Олег нырнул в проем первым, я за ним. В кильватере.
— Они победили, — глухой голос Олега отозвался мурашками по коже. Или просто холодно?
Взяв фонарь из его рук, я осветил Нимисова. Багровое, налитое кровью лицо, синюшно-красный язык, пальцы, зарывшиеся в опилки. Пламя отражалось в бездонных зрачках.
Никаких признаков жизни. Тело быстро остывало — ледник же. Во всяком случае, он мертв не менее часа. А то и все полтора.
Рядом с Нимисовым лежали золотая рюмка и хрустальный флакон, раскупоренный, опрокинутый, но сохранивший часть содержимого.
— Олег, одолжи носовой платок.
Своим я осторожно заткнул пробочкой флакон и переложил его и рюмку в платок Олега. Вещественные доказательства.
Нагрудный кармашек льняной рубахи Нимисова оттопыривался. Не было этого, когда мы шли сюда. Обреченно обернув руку платком, я вытащил черного слоника. Еще один любитель игры в чапаевцы. В остальных карманах пусто.
Я опустил веки на глазах Нимисова. Больше для него ничего нельзя сделать.
Холодная рука легла на мое плечо. Я вздрогнул, но это был только Стачанский.
— Ужасно.
Я не ответил. Повезло, что ледник вместительный. Заложили льдом в расчете на охоту. Но сей сезон — охота на людей.
— Идемте отсюда.
Я поднимался последним. Оглянувшись, бросил взгляд назад. Обернешься — не вернешься.
Солнечный, ослепительный свет, теплый, ласковый воздух.
Облегченный вздох Аркадия.
— Я боялся, вы все…
Стачанский не выказывал ни малейшего следа давешней растерянности.
— Ваше мнение, Петр Иванович?
— Какое мнение. Умер. Как спустился вниз, так и умер.
— Причина?
— Пришельцы достали, — саркастически ответил за меня Олег.
Аркаша нервно посмотрел на дверь погреба. Уж как повылазят, такое начнется!
— Давайте пройдем в дом, — предложил он.
— Я кое-что нашел, — я поднял руку с узелком. — Посмотрим в спокойной обстановке.
В спокойной — значит, в обеденном зале, светлом, просторном. За столом — четыре человека. Половины уже нет.
Я поставил узелок на стол.
— Не прикасайтесь, пожалуйста, я сейчас вернусь.