Гамбит Смерти

Бумага еле-еле пахла горьковатым ароматом. Наверное, у директора в сейфе стоит бутылка шотландского виски. Хотя, если честно, теперь я не отличу «Двин» от «Нистру», кажется, все теперь делают на мебельной фабрике Урюпинска. Времена меняются, и коньяки вместе с ними.

Полчаса спустя я вышел из шахматного клуба полноправным участником опен-турнира «Аэро», первый приз пять тысяч долларов, сумма призовых — двенадцать. А подковерные мне не положены. Я же не знаменитость.

Весь вечер впереди. Свобода!

Роскошный клен багровел среди зеленых собратьев. Зрение шалит, или локальная осень? Я зажмурился, затряс головой.

— Плохо себя чувствуете? — мягко спросил кто-то. Я открыл вежды. Добрый самаритянин лет шестидесяти внимательно смотрел на меня, в руках авоська с бутылками. Пустыми.

— Нет, ничего. Скажите, у этого дерева цвет….

— Дерева? А, это порода такая особенная, до войны их сажали, помню. Последний остался клен, остальные порубили.

Успокоил. И, чтобы удержать прохожего, я поинтересовался:

— Не подскажите, как на улицу Никольского пройти?

— Никольскую? Да мы на ней стоим. Какой дом нужен?

Я сверился с направлением оргкомитета:

— Десятый.

— Совсем рядом, вон, двухэтажный, желтенький. Видите?

— Спасибо.

Поспешил по делам самаритянин, побрел к домику вещей окраски и я. Ну, что делать, сегодня грустные мысли беспрестанно осаждают меня.

Гладкий с фасада, домик щерился полудюжиной дверей с тыльной стороны. Похоже, строился на одного хозяина, да уплотнили в бурях истории. Я прикинул, где прикрепят доску: «Здесь останавливался П. И. Денисов».

Нужная квартира — на втором этаже. Музыкальный звонок пропел что-то из Россини. Хорошо, не Бетховен.

— Что вам угодно? — на пороге стояла дама бальзаковских лет, приятная во всех отношениях.

— Меня направили из оргкомитета — я протянул квиток.

— Заходите, пожалуйста, — она провела меня в квартиру. — Надеюсь, комната вас устроит. Центр города, а тихо, будто в лесу.

Я огляделся. Быт помещика девятнадцатого века. Пузатенький комод, причудливый шкаф, горка, этажерка.

— Дед с войны привез, — пояснила дама. — Карельская береза.

Я притворился знатоком.

— Как насчет соседей? не шумят?

— Сейчас я живу одна, — нехотя ответила она.

— Мне подходит, — я глянул в окно. По газону с лаем бегал дурашливый пудель, пытаясь привлечь внимание шикарной колли.

— Хотите отдохнуть? — любезно осведомилась хозяйка.

— Нет, пройдусь по городу. Вещи взять нужно из камеры хранения.

— Погода прекрасная, — согласилась хозяйка. — Если меня не будет дома, ключ возьмете в шестой квартире, я предупрежу.

Славный летний вечер — зной ушел, дома вызолочены низким солнцем, и люди неспешно фланируют по главной улице. Я влился в этот ленивый поток и постарался беззаботно прошествовать до перекрестка. Получилось неплохо. Другой квартал. Здорово. Но не стоит злоупотреблять. Скверик, зеленый и чинный, соблазнил меня. Я уселся на скамье, окруженный приторно пахнущими цветами. Сзади зашумело, забурчало. Оказывается, включился фонтан. Забавно. Совсем как в далекой Африке. В обеденный перерыв, когда коллеги-французы тратили франки в ресторане, наслаждаясь европейской кухней и кондиционированным воздухом, мы, русские, экономили. Садились вокруг фонтана и вяло притворялись сытыми. Нищета преследовала везде, и за границей укусы ее были не менее болезненными, чем в России. Платили нам вполовину против французов, но на руки получали едва пятую часть. Остальное переводилось в банк — растите, проценты, большие-пребольшие. Потому и блюли диету, поражая всех в госпитале стройностью фигуры и замкнутостью поведения. А куда с нашими грошиками пойдешь после работы? Бассейны, бары и клубы трудящимся русским не по карману, надо же что-то прикопить на новенький «Форд», предел желаний. Купить, ввезти беспошлинно в Россию и тут же продать. Особо упорные мечтали о московской квартире, но кончали язвой толстой кишки из-за дрянной местной еды. Не каждый способен на подвиг. Я не выдержал режима, вступил в шахматный клуб — он дешевле прочих — и вечерами гонял партийки как с африканскими друзьями, так и со скрытыми агентами спецслужб, пытавшихся расставить капканы в дебрях ферзевого гамбита. На безрыбье я оказался порядочным раком. Даже защищал цвета клуба в дюжине матчей с шахматистами сопредельных стран, заработал международный коэффициент — казенную бумагу, оформленную и заверенную по всем правилам мировой бюрократии. Вот, пригодилась. Банк-то тю-тю…

Из журчания фонтана стали складываться обрывки фраз. Я поспешно встал. Нет, это всего лишь транзистор: на соседней скамейке бабушка крутила ручку настройки. Напрасно, старушка.

Я обошел фонтан; за ним оказалось кафе. Блины в сметане, кофе со сливками. За соседним столиком зашелестели разворачиваемой газетой. Со своего места я разглядел эмблему турнира — самолет, взмывающий в небо с шахматной доски. Интересно, отмечен ли факт пополнения славной когорты профессиональных шахматистов Денисовым Петром Ивановичем? Конечно, нет. Ха-ха.

Я покинул славного преемника общепита, росток будущей экономики, недовольный сам собой.