Гамбит Смерти

Опрокинутый стул, исхлестанный дождем, растопырил беспомощно ножки, а рядом в траве лежал человек, лежал лицом вниз, вытянув вперед руку, а другую подвернув под себя. Посиневшее лицо и широко раскрытые глаза с белесыми зрачками.

— Что с ним?

Кто спрашивает? Не узнаю голоса.

Я попытался отыскать пульс. Бессмысленно — окоченение успело сковать мышцы. И, перечеркивая шею — темная борозда.

— Он мертв, — я и свой голос не узнал.

— Я будто ждал этого, — верно, Аркаша. — Он раньше на сердце жаловался.

— Сердце не виновато. Он задушен, — я поднялся.

— Вы уверены? — Нимисов смотрел на мое плечо.

— Уверен.

Я осмотрелся. Вот он. Огромные объективы уткнулись в грязь, отвернувшись от нечистого неба.

— Вероятно, Саблецова удавили ремнем собственного бинокля.

Мы стояли, не решаясь двинуться и тем самым признать свершившееся.

— Надо позвать остальных, — Аркаша не выдержал первым.

— Иди, — я поднял стул, сел. Мокрая одежда липла к телу.

Не спас дождевик. Ничто никого не спасает. Не вставая, дотянулся до бинокля.

— Осторожно! Там могут быть отпечатки пальцев!

— Дождь идет много часов, — я не смотрел на Нимисова, не смотрел на Анатолия. Не смотрел никуда.

Когда Саблецова укладывали на носилки, из руки отделился и упал на землю темный предмет. Я подобрал его. Пешка. Пластмассовая черная пешка. У меня был когда-то такой комплект. Подарок на день рождения в пятом классе.

С биноклем в одной руке и со стулом в другой я плелся за всеми.

В обеденном зале Олег и Юра замешкались в нерешительности.

— Кладите на пол, — распорядился Нимисов.

Я замерз. Дрожь пробирала, откатывалась в глубь и замирала, не исчезая.

— Я полагаю, нам необходимо обсудить, что следует предпринять, — голос Стачанского — единственное, что осталось сухим вокруг. — Для начала переодеться и согреться. Петр Иванович, желателен крепкий кофе или чай.

Ох, как желателен.

Я переменил белье на шерстяное, поверх — тренировочный костюм.

Запах гари стелился из галереи. Пропала мамалыга. Я снял котел, поставил на стойку. Не Ватель, переживу.

Заварив крепчайший кофе, я вытащил из шкафа узкую бутылку «Молдовы». Действие сухого закона приостановлено.

В обеденном зале уже ждали.

— По тридцать граммов, — рука тряслась, как у киношного алкоголика.

— Нас с Александром Борисовичем увольте, — Нимисов вытащил из кармана куртки золотое яйцо, развинтил, свинтил — получились две крохотные рюмки. Их другого кармана явился хрустальный флакон. Острый запах разнесся по комнате.

Вместе со Стачанским они приняли снадобье. Suum cuique.

Коньяк согрел — и только. Дрожь звенела внутри, но тело освободилось от нее.

Мы сидели за столом — шесть человек. Седьмой лежал в углу, и каждый избегал смотреть в ту сторону.

— Итак, произошло убийство, — Стачанский говорил ясно и твердо.

— Или два, — я добавил граммов пятнадцать. — В свете новых событий гибель Комова выглядит не такой простой.

— Следовательно, среди нас убийца, — Александр Борисович не стал спорить из-за количества.

— Убийца может быть один, или их несколько. Он или они могут быть здесь, а могут и вовне, — коньяк привычно развязал мне язык.

— Вовне? — Стачанский поднял бровь.

— Почему бы и нет? Мы не на необитаемом острове. В округе может укрыться полк.

— Но зачем? — Олег задал главный вопрос.

— Не знаю. Развлекаются, тренируются. По злобе. Просто так. Сейчас для убийства не требуются глубинные мотивы.

— Для нас важнее решить, что нам делать, — Александра Борисовича всегда отличало умение отделять главное от второстепенного.

Подал голос Юра:

— Уходить нужно. Срочно. Где бы ни был убийца, среди нас, снаружи — оставаться опасно.

— Я тоже так считаю, — согласился Стачанский.

— Тогда остается решить, как уходить. Придет машина — все просто: грузимся и уезжаем. Но ее пока нет. Может, и не будет — оползень на дороге, или еще что-то в этом роде. Мы здоровые люди. Даже по такой погоде часов за десять дойдем до Харыза. Сейчас восемь утра. Если выйдем в девять, успеем пройти путь засветло. По крайней мере, наиболее сложную часть. В Харызе сообщим о случившемся властям — мне кажется, Петр Иванович прав, убийца может быть местный.

— Бежать от убийцы? — Олег, опершись о стол, навис над Юрием.

— Я не меньше твоего хочу узнать, кто он и где. Но рассуди — если он в горах, мы его никогда не возьмем. А он нас в любой момент. Если же он среди нас, то — кто? Ты знаешь? И сидение здесь на пользу не пойдет. Перегрыземся, подозревая друг друга.

Верно изложил. Невысказанным, правда, осталось то, что главная, вернее, единственная цель нашего пребывания здесь — подготовка Александра Борисовича к матчу. И шале теперь попадает в список абсолютно непригодных мест.

Совсем бредовая мысль — а вдруг это любовь? Любовь и ревность? Ухлопал неверного возлюбленного и его… как там они называются, а теперь — ходу. Пусть парни в горах отвечают.

На девяносто девять процентов — чушь.

Стачанский подвел черту:

— Я думаю, это верное решение. Придет машина — отлично.

Нет — дойдем сами. В самом неблагоприятном случае — если из-за оползня дорога непроходима — вернемся.