Так я и сделал. Выяснилось, что тем же вечером мне прецтояло лететь в Штаты. Даже переодеца не было времени. Положил я урночки с прахом Дэна и Сью в свой вещмешок и в последний раз получил увольнительную. Добравшись до самолета, он был заполнен только на половину. Я выбрал себе место в хвосте, отдельно ото всех, посколько одежка моя… ну, пропиталась запахом смерти, и мне было неловко. Летели мы над пустыней, при полной луне, а по горизонту плыли серебристые облака. В самолете свет не горел, и стало мне совсем тоскливо, как вдруг покосился я на кресло через проход — а там сидит Дженни и не сводит с меня глаз! У нее, вроде, тоже вид грусный, но в этот раз она ничего не говорит — просто смотрит на меня и улыбается.
Я не смог сдержаца. Потянулся к ней, но она только отмахнулась. И все же осталась сидеть через проход — наверно, чтобы просто составить мне компанию.
Глава 13
Когда я вернулся в Мобайл, погода стояла облачная и серая. Дошагал я до дома миссис Каррен, а она сидит в кресле-качалке и, типо, салфеточку вяжет. Меня встретила с радостью.
— Не знаю, — говорит, — сколько бы я еще без тебя протянула. Обстановка тут накаляеца.
— Угу, — отвечаю. — Могу себе прецтавить.
— Форрест, — говорит она, — как я тебе писала, мне предстоит продажа дома, иначе «Младые Сестры обездоленных во Христе» не возьмут меня в пансионат для престарелых. Но там я буду доживать свой век на всем готовом и смогу перечислить тебе средства от продажи дома на воспитание малыша Форреста.
— Ну нет, миссис Каррен, — говорю, — это ваши кровные деньги. Я не смогу их принять.
— А придется, Форрест. «Младые Сестры обездоленных во Христе» примут меня лишь в том случае, если я останусь без гроша… А малыш Форрест — мой внук и единственный родственник. Кроме того, деньги лишними не бывают. Тем более что ты сейчас остался не у дел.
— Ну, здесь, пожалуй что, вы правы.
Тут распахиваеца входная дверь, и в дом врываеца здоровенный парень, говоря:
— Бабушка, я дома.
По началу я вобще его не узнал. В последний раз мы с ним виделись без малого три года назад. Он вытянулся и стал почти мужчиной: крепкий, рослый, стройный. Вот только в ухе у него была серьга, и я задумался: какое на нем нижнее белье?
— Явился, не запылился? — обращаеца он ко мне.
— Да, вроде того.
— Так-так, и надолго?
— По моим прикидкам, — говорю, — насовсем.
— А чем думаешь заняться? — спрашивает он.
— Еще пока не решил.
— Кто бы сомневался, — бросает он и уходит к себе в комнату.
Что может сравница с теплотой роцтвенной встречи?
Так или иначе, прямо с утра я занялся поисками работы. К сожалению, востребованными спецальностями я не владел, а потому выбор был невелик. Ну, там, канавы копать и протчее. Но даже такие вакансии на дороге не валялись. Похоже, землекопы в данный момент на рынке труда не больно катировались, а кроме того, один начальник сказал, что для такой работы я староват.
— Нам нужны молодые и переспективные, которые стремятся к карьерному росту, а не старперы, которым лишь бы заработать на бутылку дешевого пойла. — Так он выразился.
Дня через три-четыре у меня совсем опустились руки, а через три-четыре недели я уже не испытывал ничего, кроме унижения. В конце концов надумал я солгать миссис Каррен и малышу Форресту. Сказал им, что нашел работу и смогу их содержать, а сам, пустив на оплату счетов свое армейское выходное пособие, днями на пролет торчал в мороженице, ел чипсы и запивал кокой-колой, но хотя бы не оббивал пороги в поисках работы.
В один прекрастный день решил я наведаца в Байю-Ла-Батре: поглядеть, нет ли там для меня чего-нибудь подходящего. В конце-то концов, я в свое время был крупнейшим в этом городке бизнеменом.
То, что я нашел в Байю-Ла-Батре, совсем меня доконало. Извесная «Креведочная компания Гампа» пришла в плачевное состояние: все постройки и причалы обветшали и пришли в негодность, окна зияли пустыми проемами, а парковка заросла бурьяном. К тому этапу моей жизни возврата не было.
Спустившись на пристань, там стояло несколько лодок для промысла креведок, но никто ими не интересовался.
— С креведками здесь дело плохо, Гамп, — говорит один капитан. — Всех креведок уже много лет как выловили. Нынче, чтобы рассчитывать на какую-никакую прибыль, нужно сперва обзавестись таким судном, чтобы без заправки доходило до Мексики.
Я уже собирался сесть на обратный автобус, когда вспомнил, что должен навестить старика-отца Буббы. Да и то сказать: мы с ним, щитай, лет десять не виделись. Пришел я по знакомому адресу — и точно: старый дом по-прежнему на месте, и папа Буббы сидит на крыльце, попивая из стакана чай со льдом.
— Будь я проклят, — сказал он, когда я подошел. — Мне говорили, ты в тюрьме.
— Я свое отсидел, — говорю. — Уж не знаю, когда вы про меня такое слыхали.
Потом я поинтересовался у него на счет креведочного бизнеса, и картина оказалась мрачной, как у всех других.
— Никто их не ловит, никто не выращивает. Ловить — народу нет, выращивать — холодно. Когда ты тут заправлял, это был наш звездный час, Форрест. А потом пришли тяжелые времена.
— Грусно такое слышать, — говорю.