Читаем Ган Исландец полностью

И какъ не вспомнилъ я этого стиха въ проклятыхъ развалинахъ Виглы! Самая крошечка памяти избавила бы меня отъ столькихъ безумныхъ треволненій. Конечно, довольно затруднительно мыслить здраво въ подобномъ логовищ, сидя за столомъ палача! Палача! Существа, презираемаго и проклинаемаго всми, которое отличается отъ убійцы только обиліемъ и безнаказанностью своихъ убійствъ, сердце котораго со всей свирпостью страшныхъ злодевъ соединяетъ еще трусость, немыслимую въ отважныхъ преступленіяхъ послднихъ! Существо, которое предлагаетъ пищу и наливаетъ питье тою же рукою, которою играло орудіями пытки и дробило кости несчастныхъ въ тискахъ кобылы! Дышать однимъ воздухомъ съ палачомъ! Когда самый презрнный нищій, запятнанный нечистымъ столкновеніемъ съ нимъ, съ ужасомъ сбрасываетъ съ себя послднія лохмотья, защищавшія отъ холода его недуги и наготу! Когда самъ канцлеръ, приложивъ печать къ приговору, съ отвращеніемъ и проклятіемъ кидаетъ ее подъ столъ! Когда во Франціи, въ случа смерти палача, служители превотства предпочитаютъ платить сорокъ ливровъ пени, чмъ занять его должность! Когда въ Пешт осужденный Чорчилль, которому предлагали помилованіе съ дипломомъ палача, предпочелъ быть казненнымъ, чмъ заняться этимъ презрннымъ ремесломъ! Разв вамъ неизвстно, благородный патронъ, что Турмеринъ, епископъ Маастрихтскій, повеллъ снова освятить церковь, куда вошелъ палачъ; что царица Петровна мыла себ лицо каждый разъ какъ возвращалась съ казни? Вы должны также знать, что французскіе короли изъ уваженія къ воинскимъ чинамъ издали указъ, чтобы они казнимы были своими товарищами, дабы этихъ благородныхъ людей, даже преступныхъ, не безчестило прикосновеніе палача. Наконецъ, что особенно убдительно, въ твореніи ученаго Мелазіуса Итургама, подъ заглавіемъ: «Сошествіе святаго Георгія въ адъ», прямо говорится, что Харонъ отдалъ предпочтеніе разбойнику Робину Гуду предъ палачомъ Флинкрассомъ… Да, милостивый государь, если я когда нибудь достигну могущества — все въ рукахъ Божіихъ — я уничтожу палачей и снова возстановлю древній обычай пени за преступленіе. За умерщвленіе князя будутъ платить, какъ въ 1150 году, тысячу четыреста сорокъ двойныхъ королевскихъ экю; за убійство графа — тысячу четыреста сорокъ простыхъ экю; за барона — тысячу четыреста сорокъ полуэкю; за убійство дворянина — тысячу четыреста сорокъ аскалоновъ; за мщанина…

— Постой! Мн кажется я слышу конскій топотъ, — перебилъ его Орденеръ.

Они оглянулись и, такъ какъ солнце успло уже подняться надъ горизонтомъ, пока длился ученый монологъ Спіагудри, дйствительно примтили въ ста шагахъ позади себя человка въ черной одежд, который одной рукой махалъ имъ, а другой подгонялъ одну изъ тхъ блыхъ лошадокъ, которыя часто встрчаются укрощенныя и въ дикомъ состояніи въ нижнихъ горахъ Норвегіи.

— Ради бога, милостивый господинъ, сказалъ перетрусившій Спіагудри: — пойдемте скоре. Этотъ черный субъектъ сильно смахиваетъ на полицейскаго.

— Что ты, старина, насъ двое и мы побжимъ предъ однимъ!

— Увы! Иной разъ двадцать ястребовъ разгоняетъ одна сова. И что за слава ждать полицейскаго?

— Да кто теб сказалъ, что это полицейскій? — возразилъ Орденеръ, взоровъ котораго не застилалъ страхъ: — Успокойся, мой храбрый путеводитель; я узнаю этого путешественника. Подождемъ его.

Надо было покориться. Минуту спустя, всадникъ поровнялся съ ними и Спіагудри успокоился, узнавъ суровую и спокойную наружность священника Афанасія Мюндера.

Остановивъ свою лошадь, онъ съ улыбкой поклонился нашимъ путникамъ и заговорилъ запыхавшимся голосомъ:

— Я вернулся для васъ, мои дорогія чада, и Господь, конечно, не допуститъ, чтобы мое отсутствіе, продолженное съ милосерднымъ намреніемъ, повредило тмъ, кому приноситъ пользу мое присутствіе.

— Преподобный отецъ, — отвчалъ Орденеръ: — мы почтемъ за счастье оказать вамъ какую нибудь услугу.

— Нтъ, благородный молодой человкъ, напротивъ, мн слдуетъ оказать вамъ ее. Не удостоите ли вы сообщить мн цль вашего путешествія?

— Не могу, почтенный отецъ.

— Желалъ бы я, сынъ мой, чтобы вами дйствительно руководила въ данномъ случа невозможность, а не недовріе. Иначе горе мн! Горе тому, котораго добрый человкъ, разъ увидвъ, тотчасъ же лишаетъ своего доврія!

Смиреніе и простосердечіе священника сильно тронули Орденера.

— Мы направляемся въ сверныя горы. Это все, что я могу вамъ сказать, святой отецъ.

— Такъ я и думалъ, сынъ мой, вотъ почему поспшилъ догнать васъ. Въ этихъ горахъ скитаются цлыя банды рудокоповъ и охотниковъ, часто весьма опасныя для путешественниковъ.

— Ну-съ?

Перейти на страницу:

Похожие книги

1. Щит и меч. Книга первая
1. Щит и меч. Книга первая

В канун Отечественной войны советский разведчик Александр Белов пересекает не только географическую границу между двумя странами, но и тот незримый рубеж, который отделял мир социализма от фашистской Третьей империи. Советский человек должен был стать немцем Иоганном Вайсом. И не простым немцем. По долгу службы Белову пришлось принять облик врага своей родины, и образ жизни его и образ его мыслей внешне ничем уже не должны были отличаться от образа жизни и от морали мелких и крупных хищников гитлеровского рейха. Это было тяжким испытанием для Александра Белова, но с испытанием этим он сумел справиться, и в своем продвижении к источникам информации, имеющим важное значение для его родины, Вайс-Белов сумел пройти через все слои нацистского общества.«Щит и меч» — своеобразное произведение. Это и социальный роман и роман психологический, построенный на остром сюжете, на глубоко драматичных коллизиях, которые определяются острейшими противоречиями двух антагонистических миров.

Вадим Кожевников , Вадим Михайлович Кожевников

Детективы / Исторический детектив / Шпионский детектив / Проза / Проза о войне