Ган Исландец

— Слушайте, судьи, и не ждите отъ меня длинныхъ разсужденій. Я Клипстадурскій демонъ. Моя мать — старая Исландія, островъ огнедышащихъ горъ. Нѣкогда она была только горою, но ее раздавилъ великанъ, который, падая съ неба, оперся рукой на ея вершину. Мнѣ нѣтъ нужды разсказывать вамъ про себя; я потомокъ Ингольфа Истребителя и во мнѣ воплотился его духъ. Я убивалъ и поджигалъ болѣе, чѣмъ вы въ свою жизнь произнесли несправедливыхъ приговоровъ. У меня есть тайна съ канцлеромъ Алефельдомъ… Я съ удовольствіемъ выпилъ бы всю кровь, текущую въ вашихъ жилахъ. Во мнѣ врождена ненависть къ людямъ, мое призваніе всячески вредить имъ. Полковникъ Мункгольмскихъ стрѣлковъ, это я извѣстилъ тебя о проходѣ рудокоповъ черезъ ущелье Чернаго Столба, увѣренный, что ты перебьешь тамъ массу народа; это я истребилъ цѣлый баталіонъ твоего полка, кидая въ него обломки скалъ. Я мстилъ за моего сына… Теперь, судьи, сынъ мой умеръ и я пришелъ сюда искать смерти. Духъ Ингольфа тяготитъ меня, такъ какъ я одинъ ношу его и, не имѣя наслѣдника, мнѣ некому передать его. Мнѣ надоѣла жизнь, потому что она не можетъ служить примѣромъ и урокомъ потомку. Довольно насытился я кровью; больше не хочу… А теперь я вашъ, вы можете пить мою кровь.

Онъ замолчалъ и всѣ глухо повторяли каждое изъ его страшныхъ словъ.

Епископъ сказалъ ему:

— Сынъ мой, съ какимъ намѣреніемъ совершилъ ты столько преступленій?

Разбойникъ захохоталъ.

— Клянусь честью, почтенный епископъ, не съ тѣмъ, чтобы разбогатѣть, какъ твой собратъ епископъ Борглумскій [24]. Не знаю, но что то тянуло меня къ преступленію.

— Богъ не всегда присутствуетъ въ служителяхъ своихъ, — отвѣтилъ смиренно благочестивый старецъ: — Ты хочешь оскорбить меня, я же хочу тебя защитить.

— Напрасно тратить время. Это скажетъ тебѣ твой другой собратъ, Скальготскій епископъ въ Исландіи. Странное дѣло, клянусь Ингольфомъ, два епископа заботились обо мнѣ, одинъ при моемъ рожденіи, другой при казни… Епископъ, ты выжилъ изъ ума.

Огорченный до глубины души епископъ опустился въ кресло.

— Ну, судьи, — продолжалъ Ганъ Исландецъ: — чего же вы ждете? Если бы я былъ на вашемъ мѣстѣ, а вы на моемъ, я не заставилъ бы васъ такъ долго ждать смертнаго приговора.

Судъ вышелъ изъ залы и послѣ короткаго совѣщанія, предсѣдатель прочелъ громко приговоръ, присуждавшій Гана Исландца къ повѣшенію.

— Вотъ такъ то лучше, — сказалъ разбойникъ: — канцлеръ Алефельдъ, а знаю, что за тобой водится не мало грѣшковъ, которые заслуживаютъ не меньшей кары. Но живи себѣ на здоровье, такъ какъ ты вредишь людямъ. Ну, теперь я увѣренъ, что не попаду въ Нистгимъ [25].

Секретарь приказалъ стражѣ заключить Гана въ башню Шлезвигскаго Льва, пока приготовятъ для него тюрьму въ казармахъ Мункгольмскихъ стрѣлковъ.

— Въ казармахъ Мункгольмскихъ стрѣлковъ! — радостно проворчало чудовище.

XLVI

Между тѣмъ до разсвѣта въ самый часъ, когда въ Мункгольмѣ Орденеръ выслушивалъ свой смертный приговоръ, новый смотритель Дронтгеймскаго Спладгеста, бывшій помощникъ Бенигнуса Спіагудри, Оглипиглапъ былъ разбуженъ сильными ударами, потрясавшими входную дверь зданія. Онъ поднялся нехотя, щуря заспанные глаза, взялъ мѣдный ночникъ и, проклиная сырость мертвецкой, пошелъ впустить столь ранняго посѣтителя.

Это были рыбаки Спарбскаго озера, принесшіе на носилкахъ, покрытыхъ тростникомъ и морскими водорослями, трупъ, найденный ими въ водахъ озера. Они внесли свою ношу во внутрь мрачнаго зданія и Оглипиглапъ выдалъ имъ росписку въ принятіи тѣла, по которой они могли требовать вознагражденія.

Оставшись одинъ въ Спладгестѣ, Оглипиглапъ принялся раздѣвать трупъ, замѣчательно длинный и сухой. Первое, что кинулось ему въ глаза, когда онъ распахнулъ покровъ мертвеца, былъ громадныхъ размѣровъ парикъ.

— Вотъ по истинѣ странной формы парикъ, который не разъ уже попадается мнѣ въ руки, — думалъ онъ: — Я видѣлъ его на какомъ то щеголѣ французѣ… Да вотъ и ботфорты несчастнаго почталіона Крамнера, раздавленнаго лошадьми, и… что за чортъ?.. полный черный костюмъ профессора Сингремтакса, стараго ученаго, который не такъ давно бросился въ воду. Кто же это явился ко мнѣ въ нарядѣ моихъ бывшихъ знакомцевъ.

Онъ освѣтилъ лицо мертвеца, но безполезно; черты, сильно обезображенныя, утратили форму и цвѣтъ. Онъ обшарилъ карманы платья и вытащилъ нѣсколько старыхъ бумагъ, пропитанныхъ водою и загрязненныхъ тиной. Хорошенько вытерѣвъ ихъ своимъ кожанымъ передникомъ, онъ прочелъ слѣдующія безсвязныя, полустертыя слова: