Ган

Двор вождя племени простором не отличался от других. У Грако, к слову, и то больше. Но то и понятно. В случае набега вражеского или полномасштабной войны все жители, похватав оружие, имеющееся в доме, бежали к нему и другим воинам на их подворья, коих в поселке было семь. Там и пережидали набег, если своими силами справиться не могли. Отбивались от врага и ждали подмоги.

– Ты прости его, – Пато вздрогнул и повернулся на голос. – Ему скучно.

Невдалеке от крыльца на неприметной скамеечке сидел вождь Гоан Ган. Лицо его озарилось красным светом, исходящим от курительной трубки. Выпустив клуб дыма, он продолжил:

– Пес он хороший, только очень уж задумчивый. Отсюда и настроение плохое. Мне кажется, что это от осознания того, кем он является.

– Как это? – удивился Пато и тут-же, вспомнив о хороших манерах, поздоровался: – Приветствую тебя, Гоан, славный вождь племени Калатов.

Мужчина медленно отвел трубку от своего лица и кивнул.

– Я услышал тебя, Пато.

С официальной частью было покончено, и вождь снова принялся терзать мундштук, сладостно жмурясь при каждой затяжке.

– Ты спрашиваешь – как это? Охотно с тобой поделюсь. Видишь ли, в чем дело… Я, зная тебя как сообразительного человека (с другим бы мой сын и не связался), осмелюсь предположить, что ты заметил тот факт, что псу моему очень много лет.

Услышав, что вождь сделал паузу, Пато кивнул:

– Сколько я себя помню, столько помню и его.

– Так вот, – продолжил Гоан. – За все те годы, что он живет на этом свете, он пришел к выводу о том, что он не является человеком. И это его угнетает. Несмотря на все мои заверения, что это мелочи, на которые внимания не стоит обращать, и что мы все равно были и будем впредь хорошими друзьями – он продолжает хандрить.

Пато был ошеломлен. Серьезен ли вождь, или смеется над ним?

– И как давно он хандрит? – все же поинтересовался парень.

– Пятнадцать лет уже, – тяжко вздохнув, ответил Вождь. – Как щенок, в самом деле.

Повисла неловкая пауза. Как к этому всему относиться, Пато не знал. Неужели Гоан Ган все это всерьез говорит? Или шутит?

– Я не шучу, – угадав мысли Пато, произнес вождь. – Даже больше скажу! Будь моя воля и власть, я бы предложил моему псу занять место в совете племени. Он молчит разумнее, чем многие в совете говорят. От него было бы больше проку.

Лукаво улыбаясь, он всматривался в лицо молодого человека. Пато был обескуражен, и все еще не знал как все то, что он услышал, воспринимать.

– Вот и ты захандрил, – заметил вождь. – А ведь задумался всего на несколько минут… Представляешь, каково ему? Я с ним говорю всю его жизнь. Как он еще с ума не сошел – не знаю.

Засмеявшись в голос, вождь хлопнул себя по коленкам.

– Иди, Пато. Тебя ждут. Я приду.

Две ступеньки невысокого крылечка остались за спиной. Перед лицом была дверь, за которой ожидал мастер Тао. Что-то подсказывало, что, переступив порог этого дома, Пато навсегда изменится и перестанет быть таким как прежде. Сегодняшний день был очень долог. Как будто прожил целую жизнь. И с восходом солнца, с рождением нового дня сам он переродится, оставит во вчерашнем дне прошлую жизнь и шагнет в неизведанную и новую. Что ждет его впереди? Как сложится?

Уверенно, но негромко постучал в эту дверь и услышал голос Караи:

– Заходи. Никто не спит.

Дверь открылась, и Пато шагнул внутрь. Как с обрыва в незнакомый омут – дыхание перехватило, и одна мысль пульсировала в голове: что дальше?

Вошел. Осмотрелся.

Карая, как радушная хозяйка, встречала его у дверей. Это она ему открыла и, приглашая войти, отступила вглубь дома.

Печь, скамейки вокруг стола, горшки и плошки на полках. Мягкие циновки с веселыми красочными узорами на полу. На стенах такие же циновки, но с более сложным рисунком. Почти картины. Мягкий свет от двух ламп не слепил, наоборот – ласкал взор. Было уютно в этом доме. Как к себе зашел.

На столе стоял пузатый кувшин. В таких сосудах хозяйки обычно подавали пиво.

В углу за печью зашуршало. Кошка, наглая, как росомаха, недовольная тем, что ее разбудили, вышла из своего укрытия и отправилась прямиком к хозяйке. Нервно мяукнув, она с природной грацией своей взлетела на руки Караи, где была благосклонно принята и обласкана.

– Заходи, – вновь предложила женщина. – Тао сейчас выйдет к нам.

Карая подошла к столу и опустила кошку на скамью. Взяв в руки кувшин и наполнив из него три кружки пивом, отерев горлышко о передник, опустила на место. Села.

Дважды в этом доме к столу не приглашали. Пато, зная об этом, поспешил занять место, показанное ему два года тому назад. С тех пор он так и занимал его, бывая в гостях у Гана.

– Здравствуй, Пато.

Тао Ган вошел неслышно, как всегда. Легко быть неслышным в своем доме, где тебе знакома каждая доска пола, и ты можешь не наступать на те, что скрипом могут выдать тебя. Пато и сам неоднократно ухитрялся у себя дома подойти к обнаглевшей мышке так, что она не слышала его, и застав врасплох, схватить грызуна. Если говорить о мастере Тао, то таким «своим домом» для него являлся весь окружающий мир.

Присев рядом с женой, Тао поднял кружку: