Ганфайтер. Огонь на поражение

Тишины в море не бывает, просто надо особые уши иметь. Вот хлопки — это креветки отметились. Ракообразные пощелкивают. Хрюкают, скрежещут, пыхтят и гудят сотни рыб, странно подвывают и трещат дельфины, шуршит движущаяся вода.

Браун вслушался и довольно улыбнулся, выделив переговоры кашалотьего семейства: китиха издавала уверенные, громкие щелчки и потрескивания, а китенок — слабые пробные звуки.

Из динамиков понеслись низкочастотные вопли, взрывные щелканья — это косатки. Беспощадные убийцы для тюленей и прочих ластоногих, а с человеком — милейшие создания. Тимофею косатки нравились более всех прочих обитателей моря.

Ашизава погрузился, занял свое место в общем строю и сообщил, что сопровождающие вертолеты атаковали драчунов анестезирующими бомбами, но не всех задели. Звено Самоа Дженкинса заняло позицию на глубине и не даст китам уйти вниз. Задача звеньев Арманто и Вальцева — разогнать дебоширов и навести порядок.

— Наверх! Пойдем «серпом». Кто ниже меня — на правый фланг, кто выше — на левый!

Субмарины перестроились и выскочили на поверхность. Сколько ни смотрел Сихали, а увидел одногоединственного кита, кашалота-холостяка, обходящего дозором владения свои. Его высокие фонтаны белой дымкой повисали в воздухе.

Кашалот подплыл к одинокому айсбергу, тихо дрейфовавшему по волнам; айсберг, далеко ушедший от кромки паковых льдов, почти весь распался — вся его поверхность была изрыта, изъедена солнцем и дождями. На льду виднелись большие коричневые пятна — моржи, видать, ночевали.

Кашалот нырнул, показав могучий хвост, и вынырнул, перехватывая пастью добычу — здорового осьминога. За китом всплыли клубы ила — Берингово море здесь было мелководно.

— Стадо!

Точно — повсюду, насколько хватал глаз, в волнах темнели китовые семейства. Взлетали в воздух фонтаны пара — одиночные — верные признаки кашалота (полосатики[27] пускают двойные струи). Блеснула на солнце черная дуга — это кит или китиха «заныривали». Тут и там в воде расплывались желтоватые облака испражнений, плавали по волнам куски амбры. Стая птиц кружила в воздухе, ныряя за китовыми объедками.

— Вижу цель! — радировал Токаши. — Сейчас сцепятся!

Браун завертел головой — субмарина низко сидит, на уровне волн, и как в стаде отыскать дуэлянтов? А по болельщикам!

Взрослые самки громогласно фыркали. Молодые самки и самцы трусливо отступали. И вот они, красавцы! Здоровенный вожак, тонн восемьдесят могучих мышц и прочнейших костей, и одинец-маверик, молодой и наглый. Приблизившись к вожаку с наветра, одинец начал вращать плавниками и изгибать вверх хвостяру — кто тут на меня?! Потом кит поднял голову над водой, поводя тупым, срезанным рылом, и послал громкий, хриплый сигнал вызова.

Вожак начал злиться. Его широкий хвост — метра четыре в ширину — блеснул на солнце черной мокрой резиной. Кит уходил под воду. Он занырнул, развернулся и с силой поднял себя в воздух. Огромной цистерной, черной, словно измаранной нефтью, вздыбилась голова, расщеперенная пастью. Одинец повернулся на бок и нанес вожаку таранный удар головой. Вожак обрушился в воду, и вот уже не понять, кто кого — ринг скрылся за сплошной стеной пены. Вожак и одинец, хватая друг друга за челюсть или за плавник, унеслись вниз в гигантском водовороте, всплыли и разошлись.

— Брек! — крикнул Вуквун.

— Ну дают, чуды-юды, — выразился кто-то из «самоанцев».

— Анестезирующие — товсь! — раздалась команда.

Сихали старательно, чтобы не перепутать с пироксилиновыми, подготовил анестезирующие торпеды.

— Арманто! — вызвала Наташа командира. — Ничего не выйдет. Глянь, какие волны подняли!

— Тундрочка! — сказал Вуквун с веселой укоризной. — Из глубины возьмем, по косой. Вызываю базу!

— «Онекотан» на связи.

Браун оглядел близкий горизонт — плавучая база едва выделялась над зубчатой стеной волн.

— Ветеринаров сюда! Кашалоты дерутся.

— Вас понял!

Развернувшись, вожак и одинец столкнулись на полном ходу, из водяной воронки поднялись рев и стоны. Голова старшего замерла в высшей точке подъема — огромный черный обрубок, расцвеченный кровью и белыми полосами (кожа у бедолаги была продрана до жирового слоя) — и схватила молодого за челюсть. Бросаясь из стороны в сторону, оба погрузились.

— Давай, старпер! — вопил Ашизава. — Всыпь сопляку!

— Выстрел!

Анестезирующая торпеда скользнула стремительным прочерком и разорвалась. Молодой оцепенел и обмяк, начал медленно погружаться, не шевеля плавниками.

— Выстрел!

Торпеда утихомирила развоевавшегося вожака.

— Что там, Токаши?

— У молодого челюсть сломана. И, по-моему, ребра — два или три. У вожака кости целы, но много рваных ран. Одинец ему весь бок располосовал!

— Вот олень безрогий… — проворчал Вуквун. — Токаши, проводи его и будь рядом, сейчас вертолет придет с «айболитами».

— Понял!

— Сихали! Походи под стадом, пугани акул.

— Понял.

Субмарина Брауна погрузилась и пошла кругами. Смутные тени полярных акул близко не серели — пугались хищницы китовых рывков, но запах крови влек их, глуша позыв к самосохранению.