Ганфайтер. Огонь на поражение

Тимофей улыбнулся. А что? Пускай даже не окажется там золотого запаса, ну и что? Есть целое озеро живой воды! Разбогатеть на этом — реально. Но весьма не просто. Правильно Боровиц говорил: «Чем глубже, тем хуже». Коншельф — это для начинающих, для «мальков». На абиссальном поприще подвизаются профессионалы, а уж хадальные глубины покорятся самым умелым, самым знающим, самым опытным. Вопрос: годится ли Сихали Браун хотя бы для абиссали?..

…Триста метров, триста пятьдесят метров, четыреста… Стало совсем темно, и Тимофей включил прожектора — два по сторонам люка и один под днищем. Лучи уперлись в светящуюся мглу и завязли в планктонном белесом облаке, в котором кое-где висели медузы. Скользили на своих антеннах, как на салазках, креветки.

…Красная стрелка миновала отметку «2000». Младший смотритель перевел субмарину в горизонталь. В этом месте Северо-Западная котловина поднималась этакой возвышенностью. Для абиссальной равнины глубина в два километра — что-то вроде плоскогорья. А на одной из вершин здешних подводных гор стоял генератор апвеллинга — подъема глубинных вод, насыщенных питательной гадостью, до обедненных поверхностных слоев. Попросту говоря, на отметке «2000» поставили мезонный реактор, и теплый поток от него попер вверх, поднимая всякие соли и растворы. А наверху этой тяги бурлила жизнь. Маленький оазис. Кальмарье пастбище для зубатых «буренок» пониже, а повыше жирели тучные косяки рыбы. Если смотреть сверху, с вертолета, воды искусственного пастбища сильно отдавали желтым, круглой заплатой выделяясь на серо-зеленом фоне океана. Кашалоты и сами могли бы прокормиться, но только не в стаде. На шестьсот рыл попросту не хватило бы моллюсков, ведь едят киты тоннами!

В лучах прожекторов показалось дно, серое и голое. Местами оно было разукрашено разноцветными актиниями — красными, сиреневыми, желтыми, а на камнях «цвели» морские лилии и кораллы фуникулы. Крупные красные голотурии задирали, словно хвосты, длинные мясистые выросты.

Грунт внизу проплывал илистый, весь в «кроличьих норах». Из одной норки высовывались розовые щупальца офиуры. Поверху, временами застилая свет прожекторов, шастали огромные — вполметра — креветки, двигались полорылы со скошенными мордами, извивались угри и жирные окуни.

Браун придвинулся к переднему иллюминатору и вгляделся в сумятицу смутных теней. Лучи прожекторов проникали всего на двадцать пять метров, просвечивая зеленую воду, но переключаться на биоинверторы Тимофей не пожелал. Из принципа.

— Вижу реактор! — доложил Токаши. — По ходу, на два часа.

— Ага…

В темновато-зеленой мге прорезались размытые контуры мезонного реактора. Вода донесла могучее клокотание, шипение и рев. Субмарину качнуло теплой волной. Младший смотритель подвел «Орку» к решетке радиатора. Мезонный реактор пыхал жаром, как печка.

— Сихали! — донеслось с пульта. — Ты где?

— На месте, — буркнул младший смотритель, подводя аппарат поближе к радиаторам. Горячая вода наплывала, отталкивая субмарину.

— «Буржуйку» видно? — не унимался голос.

— Видно, видно…

— «Буржуйка» в красной зоне — температура поднялась выше заданной. Глянь, что там. Ладно?

— А я для чего, по-твоему, спустился? — сердито сказал Браун. — Погреться? Ага, вижу!

— Что? Что? — обеспокоились на «Онекотане».

— Две секции заилены.

— А, ну это нестрашно! — успокоились наверху.

— Все равно, — проворчал Тимофей, — лучше исправить…

Он осторожно развернул субмарину кормой к панели радиаторов и дал малый вперед, одерживая подлодку соплами рулей глубины. Струя кипятка из турбины взбаламутила ил, субмарина затанцевала и клюнула носом. Сихали поспешно сбросил скорость. «Орка» выровнялась. «Еще разок», — подумал младший смотритель и повернул рукоятку скорости почти до отказа. Турбины заревели, пародируя медведя, вставшего на дыбки. Все, хватит.

— Радиатор чист, — доложил Браун наверх.

— Огромное вам спасибо! — с чувством сказали оттуда.

— Огромное вам пожалуйста…

Тимофей поднял нос субмарины вертикально и начал подъем «ракетой». Тысяча девятьсот метров, тысяча восемьсот, тысяча семьсот пятьдесят…

— А заповедник мы будем проплывать? — поинтересовался Токаши.

— Какой заповедник?

— Ну, как… «Кальмарник»! Где этих силурийских гадов нашли… как их… ортоцерасов. Они такие, вроде больших осьминогов, только щупальца из раковины торчат, а раковина на клоунский колпак похожа, конусом таким. Там еще гигантские кальмары прижились — по сорок, даже полста метров в длину! Вот бы поглядеть…

— Токаши, — сказал Браун терпеливо, — ты в перегоне хоть раз участвовал?

— Участвовал, — вздохнул Ашизава. — Один раз. Перегон — это не экскурсия…

— Не переживай, — улыбнулся Сихали с видом бывалого китопаса, — наглядишься еще на всяких архитойтисов с батитойтисами.[36]

Если бы он знал, насколько верно предвидел недалекое будущее…

…Сверху наплыла целая туча светящихся кальмаров. Кальмарчики маленькие, но их тут мириады, множество голубоватых теней, быстро мелькающих в темноте. А где ж мои коровки? — мелькнуло у Тимофея. Кушать подано! Вот они, зубатенькие…