Ганг, твои воды замутились. Три брата

«Может быть, ее аристократическому воспитанию претит то, как я пытаюсь устроить свои денежные дела? — недоумевал сын, чувствуя, что начинает злиться. — Или она предпочла бы честного простофилю, беспомощного разиню, который бы, как мой брат, спускал остатки состояния, не заботясь ни о чести семьи, ни о своих детях?»

Хуже всего было то, что его брата Джая она действительно предпочитала ему, несмотря на то, что тот кого угодно мог вывести из себя своей беспутной жизнью, многочисленными браками, скандальными разводами и полным пренебрежением к деньгам. Слыша про его новые выходки, Деви сердилась, угрожала навсегда порвать с ним, заставляя сердце старшего сына сладко замирать в надежде, что на этот раз так оно и будет. Но каждый раз ее гнев проходил, как только Джай являлся к ней с повинной. Сначала из ее комнаты слышались громкие упреки, потом слезы, а через некоторое время Джави, как бы случайно проходя мимо, вдруг обнаруживал, что мать с братом весело смеются, обсуждая какое-то из немыслимых приключений, в которые Джай имел особую способность попадать.

Джави давно запретил бы брату переступать порог его дома, если бы только посмел это сделать. Но обидеть мать, которую все еще считал здесь хозяйкой, он не мог. Джави даже не заводил при ней разговоров о новых проделках Джая, опасаясь огорчить ее. Стиснув зубы, он принимал брата, давая ему в долг небольшие суммы — много тот никогда не просил, скупал землю, которую тот предлагал, — матери, считал Джави, будет приятно, если семейное достояние останется при них, а не уйдет к чужим людям.

Когда Нарендер вытеснил из сердца Деви ее младшего сына — не то чтобы совсем, но все-таки отодвинул его на задний план, — Джави был доволен, считая это единственной услугой, которую оказал ему мальчик. Все-таки это его сын, плоть от плоти! В отличие от Джая, у которого не было ни одного ребенка от всех его многочисленных жен, он сумел оставить после себя продолжателя — если не дел, то хотя бы рода. Неужели для матери не имеет значения, кто именно из двух ее сыновей подарил ей любимого внука?

Но Деви только рассмеялась бы, если бы услышала что-нибудь подобное. Ей не было дела до того, чей сын Нарендер. Он ее внук — этого вполне достаточно для того, чтобы обожать мальчика. Но он еще и нравился бабушке сам по себе, а не только потому, что был младшим членом ее семьи. Именно о таком внуке она мечтала, печально глядя на своих сыновей. В нем было соединено все, чего не хватало каждому из них. Нарендер отличался умом своего отца — без его холодной рационалистичности — и широтой кругозора своего дяди — без его поверхностности. Он был весел, в отличие от Джави, и никогда не терял головы, как Джай. Он любил поэзию и видел ее во всем вокруг себя — но не обольщался пустой красивостью и мог отличить подлинное от подделки. Наконец, Нарендер умел любить, но не распылялся на кого попало, тщательно выбирая объект привязанности, и внимательно анализировал свое чувство — конечно, до тех пор, пока оно не начинало развиваться самостоятельно, увлекая его за собой.

Бабушка воспитывала внука сама. Она выбирала ему сначала нянек, потом учителей, постоянно руководила его чтением, следила за успехами в рисовании и музыке. Пока здоровье позволяло ей это, Деви сопровождала мальчика в его путешествиях по стране, которые стала устраивать ему регулярно, когда он достиг двенадцати лет. Они вместе объехали не только Бенгалию, но и соседние штаты, побывали в горах и даже отважились на далекое путешествие на юг Индии, так мало похожий на все, к чему Нарендер привык в Калькутте.

Когда Джави решил отправить сына в колледж в Англию — это считалось очень престижным для людей его круга, — бабушка воспротивилась этому не на шутку.

— Мальчик успеет увидеть и оценить все прелести европейской жизни в свое время, — твердо сказала она. — Ему еще рано надолго расставаться с домом и семьей. Он должен вырасти здесь, среди нас, привыкших дарить ему любовь, а не среди тех, кто будет считать его чужаком и внушать ему, что непохожесть на них делает Нарендера человеком второго сорта, изгоем среди белокожих господ.

— Но, мама! — осмелился противоречить ей сын. — Нарендер не цветок, на который нельзя смотреть даже солнцу. Ему пора общаться со сверстниками, учиться строить свои отношения с ними, жить среди них…

— В этом ты прав, — согласилась Деви. — Но и здесь можно найти для мальчика достойную компанию. Вовсе не обязательно отбирать у него все, чтобы взамен предложить общество неизвестных нам детей.

Джави пришлось смириться с ее решением, хотя он и надеялся, что суровые условия закрытой школы сделают из Нарендера не только светского молодого человека, но и закаленного во всех отношениях мужчину.