Гангстер

Кармелла не глядя протянула руку назад, взяла стакан с водой и вылила в деревянную миску. Потом взяла скляночку оливкового масла, стоявшую на краю стола, густую желтую жидкость тоже вылила в миску и подождала, пока она не растеклась сплошным слоем по поверхности воды. Потом она вынула из кармана платья смятый льняной носовой платок и развернула его на столе. В платке, обильно измазанном кровью, оказался глаз.

— Это козий глаз, — шепотом сообщил Анджело Пудджу. — Она положит его в воду.

— А что потом? — полюбопытствовал Пуддж.

— А потом я буду знать, кто желает тебе зла, — впервые заговорила Кармелла. Ее голос оказался гораздо мягче, чем можно было ожидать, учитывая ее жутковатую внешность. — А после меня узнаешь и ты.

Взяв глаз, она без всплеска погрузила его в воду и масло и уставилась в миску. Потом обхватила миску пальцами и перевела взгляд на Пудджа.

— Намочи пальцы этой водой, — приказала она. — А теперь положи их на стол ладонями вниз.

Пуддж повиновался. Старуха запрокинула голову, закрыла глаза и принялась вполголоса бормотать что-то по-итальянски. Она раскачивалась и, казалось, запиналась, потом ее спина выгнулась, пальцы окунулись в воду, она запрокинула голову так, что смотрела прямо в беленный мелом потолок.

Пуддж сидел, почти загипнотизированный пассами старухи.

— Если она хочет, чтобы из меня со страху цикорий посыпался, ей скоро это удастся, — пробормотал он.

Кармелла неожиданно наклонилась над столом, приблизив лицо на считаные дюймы к лицу Пудджа, и стиснула его запястья скрюченными артритом пальцами. Она вглядывалась в его молодые глаза, он же видел перед собой ее лицо в виде запутанной сетки лиловых жилок, белых шрамов и изломанных морщин. Но Пуддж сидел неподвижно, он твердо решил дождаться завершения старухиного колдовства.

— Ты прольешь кровь, и виновата в этом будет женщина, — сказала стрега. — Она заставит тебя прикоснуться к смертному покою.

— Как ее зовут? — спросил Пуддж. Он резко обернулся и взглянул на Анджело.

— Она подарит тебе любовь своей плоти, — продолжала Кармелла, словно не слыша вопроса, вперив в молодого человека пронзительный ведьмовский взгляд. — Ты примешь эту любовь. Твои вожделения приведут тебя к сильной боли.

— Она не хочет назвать мне имя женщины? — спросил Пуддж Анджело.

— Она не знает имен, — ответил тот. — Она знает только, что будет. Остальное мы выясним сами.

— По мне, это попахивает жульничеством, — сказал Пуддж. — Она же ничего не делает, только сидит да раскачивается, а мы, дураки, смотрим.

— Это не жульничество, — убежденно возразил Анджело. — Я уже не раз обращался к ней, и она никогда не ошибалась.

— Откуда, черт возьми, ты можешь знать, что она не ошибается? — спросил Пуддж, повернувшись к Анджело. — По-моему, она пока что ничего нам не сказала. Хотя, может быть, я уже оглох от этих головных болей. И не назвала ни одного имени.

— Ей трудно выбрать какую-то определенную женщину, — сказал Анджело. — У тебя много подруг.

— А что, если подбросить ей еще немного денег? — предложил Пуддж. — Вдруг это поможет ей разглядеть в воде лицо.

— Нет, — ответил Анджело, глядя на ведьму. — Она уже сказала все, что знает.

Пуддж осторожно высвободил запястья из рук старухи и встал.

— Ну и что теперь? — с кислым видом обратился он к Анджело. — Проводить ночи с тобой?

— Ты должен учиться слышать не то, что ведьма говорит, но и то, о чем она промолчала, — сказал Анджело, благодарно кивая Кармелле. — Она сообщила нам все, что мы должны знать. Будет устроена западня. Причем так, чтобы заманить тебя в место, где ты будешь чувствовать себя в безопасности. А оружие, которое на тебя направят, придет из чьих-то еще рук.

— Чьих?

— Джека Веллса, — твердо сказал Анджело. — Это он спит и видит нас покойниками.

— А почему я первый? — спросил Пуддж, выходя вслед за Анджело из комнаты стреги.

— Тебя он больше боится, — объяснил Анджело. Остановившись на лестничной клетке, он произносил эти слова прямо и с полнейшим спокойствием. — Ты опасен. А когда тебя не станет, бояться больше будет некого. Не меня же.

— Мне нужно глотнуть свежего воздуха. — Пуддж протиснулся мимо Анджело и начал спускаться по лестнице.

— Как твоя голова? — спросил Анджело из-за его спины.

— Прошла, — ответил Пуддж, полуобернувшись. — Зато теперь в брюхе началось невесть что.

— Если хочешь, можем вернуться и поговорить со стрегой насчет твоего живота, — предложил Анджело.

Пуддж остановился и всем телом обернулся к Анджело.

— Лучше я потерплю, — сказал он. — На сегодня мне вполне хватит ее хороших новостей.

Все гангстеры суеверны. Их фобии уходят далеко за известные большинству границы и касаются объектов, о которых редко задумываются люди, непричастные к преступному миру. Джимми Марчетти по кличке Два Ствола никогда не проходил мимо церкви без того, чтобы опуститься на колени и перекреститься, и всегда начинал день с черного кофе и четырех больших зубчиков чеснока. Он твердо верил, что эти привычки спасут его от опасности, что и сбывалось до того момента, как его, за два дня до его двадцать седьмого дня рождения, расстреляли в баре на Ист-Сайде.