Ближайший соратник Петра по гангутской победе Федор Матвеевич Апраксин в 1715 и 1717 годах успешно командовал корабельным флотом, крейсировавшим в Балтийском море, причем в последнем плавании им произведена была успешная высадка десанта на остров Готланд. В 1716, 1718 и особенно в 1719 году, начальствуя галерным флотом, он ходил в Аландские и Стокгольмские шхеры, разоряя шведские берега и истребляя шведские суда. Опустошения, произведенные гребным флотом под начальством Апраксина в окрестностях Стокгольма, навели страх на столицу Швеции и серьезно повлияли на заключение со Швецией выгодного для России Ништадтского мира. Признательный Апраксину Петр I при заключении мира наградил его высшей военно-морской наградой – личным кейзер-флагом. В 1722 году Апраксин участвовал в предпринятом Петром Персидском походе и командовал флотилией при переходе по Каспию от Астрахани до Дербента. В 1723, 1725 и 1726 годах Апраксин командовал Балтийским флотом, совершая практические плавания в Финском заливе и в Балтийском море.
Вся последующая после Гангутского сражения административная деятельность Ф. М. Апраксина была сосредоточена на управлении флотом и Морским ведомством. До 1717 года он являлся президентом Адмиралтейства, а затем президентом Адмиралтейств-коллегии. В 1717–1718 годах Апраксин состоял членом комиссии суда над царевичем Алексеем Петровичем.
После смерти Петра в январе 1725 года продолжал пользоваться влиянием. В мае 1725 года он присутствовал на свадьбе царевны Анны Петровны с герцогом Голштинским в качестве посаженного отца невесты. Новая императрица Екатерина I уже в августе 1725 года наградила его орденом Святого Александра Невского. В 1726 году стал членом Верховного тайного совета, участвовал в переговорах о заключении русско-австрийского союза.
Несмотря на высокое общественное и служебное положение и на весьма значительное состояние графа Апраксина, имя его встречается в судебных процессах того времени по обвинению в злоупотреблениях, «наносивших вред государственным интересам и увеличивавших бедствия народа». Впрочем, злоупотребления, как правило, происходили не по его вине, а из-за мягкости характера и излишней доверчивости к подчиненным.
Однако ни мягкость характера, ни миролюбие не избавили Апраксина от недоброжелателей и врагов, старавшихся всеми силами вредить ему. В политическом раскладе сил послепетровского времени Апраксин был близок к партии Меншикова.
В начале 1728 года граф Апраксин переехал в Москву, где в том же году и скончался в ноябре 1728 года. Погребен в Златоустовском монастыре в Москве. Детей у Ф. М. Апраксина не было, и на все свои деньги он завещал построить в Петербурге церковь во имя Святого апостола Андрея. Санкт-петербургский большой дом, что на Неве, «со всеми в нем уборы» и с помещающимися при нем двумя дворами, ныне хорошо известен как «Апраксин двор».
Герой сражения при Лапполе, при Гангуте и при Гренгаме Михаил Михайлович Голицын в последующие годы состоял губернатором Санкт-Петербурга. Затем командовал войсками на территории Малороссии.
После смерти Петра был сторонником воцарения его внука, Петра Алексеевича. Несмотря на это, взошедшая на престол стараниями Меншикова Екатерина произвела Голицына в генерал-фельдмаршалы и сделала кавалером ордена Святого Александра Невского. По воцарении Петра II М. М. Голицын стал сенатором и членом Верховного тайного совета, а с сентября 1728 года – президентом Военной коллегии.
Являясь членом Верховного тайного совета, князь Голицын участвовал в событиях, связанных с воцарением императрицы Анны Иоанновны и ее кондициями. Когда императрица Анна порвала предложенные ей высшими сановниками кондиции, приняла на себя самодержавную власть и распустила Верховный тайный совет, все ожидали скорого падения Голицыных, но этого не произошло. Наоборот, князь Михаил не только остался президентом Военной коллегии, но и был приближен ко двору.
Современники единодушно отмечают, что Михаил Михайлович Голицын не только был отважен, смел и великодушен, но исполнен чести и пользовался любовью солдат и матросов за мужество и справедливость. Петр с особым уважением относился к нему, и одного из немногих никогда не принуждал на своих праздниках пить, в наказание, огромный кубок «Большого орла». Уже будучи отцом большого семейства и в генеральских чинах, Голицын никогда не смел садиться в присутствии старшего брата, свято чтя старинные русские семейные традиции.