К этому времени Шеблад наконец-то сумел развернуть линейный корабль и теперь что есть сил уходил с Гренгамского плеса. Но Голицын не желал ограничиться четырьмя призами, он рассчитывал на большее. А посему по его сигналу десяток галер под началом полковника Чубарова немедленно бросились в погоню за шведским флагманом. Одновременно галеры вели огонь из носовых «погонных» пушек. Стреляли русские бомбардиры точно, и вскоре золоченая корма шведского корабля была разбита в щепы. С наших галер хорошо видели, как ядра отрывают доски с кормы шведского линейного корабля. Однако, к этому времени Шеблад все же вырвался из губительной узкости. Теперь ситуация переменилась, и перед галерами Чубарова находилась уже вся готовая к обороне шведская эскадра. К тому же свежий ветер развел большую волну, на которой галерам было очень трудно выгребать. В таких условиях атака ее могла стоить нам большой крови при весьма сомнительных перспективах успеха. А потому Чубаров поступил совершенно правильно — отвел свои галеры в шхеры. Впрочем, шведам было уже не до наших галер…
Бой при Гогланде длился около четырех часов и завершился полной победой нашего гребного флота.
О своей победе князь Голицын докладывал графу Апраксину следующее: «…а, осмотря и призвав генералитет, полковников и подполковников, имели совет и предложили, чтоб того дня выйти в гавань к острову Грейнгам и, когда погода будет тихая, а оные суда далече не отступят, чтоб абордировать. И как мы в тое гавань стали, то оныя суда и еще прибылыя с вице-адмиралом Шеблат, на парусах шли к нам в пролив, чего невозможно было наняться; однако ж для погоды имели отступить в прежнюю свою гавань, а оные за нами ж азартовали. И усмотря, что так далеко к заливу пробились, а отмели и каменья много, принуждены в надежде поиску абордировать и, как стали к ним пригребать, и оных, во оборотах, для пушечной стрельбы и в ретираде и что снасти перебиты, стало на мель два фрегата, которые хотя не с жестоким только абордирунгом достали, а два фрегата взяты абордирунгом на парусах на свободной воде. А остальные вице-адмиральский корабль и прочие ретировались, однако ж по возможности гнали и от вице-адмиральского корабля от кормы видели в воде доски; а нам за ним больше следовать не допустило за погодой, а паче что близко к морю и место широко, тако ж и с моря еще два судна показались, а ежели б затихло, то бы ни одного судна весьма не упустили».
В результате сражения при Гренгаме наши взяли в плен четыре фрегата и 407 человек команды, еще 103 человека шведы потеряли убитыми. Наши потери составили 82 человека убитыми и 246 ранеными. Бой был настолько ожесточенным, что более сорока человек были обожжены пушечными газами. О напряжении сражения красноречиво говорит и расход боезапаса: с галер было выпущено 31 506 патронов и 23 971 заряд картечи.
Об этой победе Петру П I сообщили в день Преображения (6 августа) при выходе его из церкви Святой Троицы. Царь тут же возвратился в храм и приказал служить благодарственный молебен. Особенно обрадовало Петра, что дата гренгамской победы совпала с датой победы при Гангуте в 1714 году. В этом Петр видел волю Провидения. О результатах новой победы Петр не без иронии писал А.Д. Меншикову: «Правда не малая виктория может причесться, а наипаче, при очах английских, которые равно шведов обороняли, как их земли, так и флот».
— Победили шведов при очах английских! — говорили в те дни наши моряки.
Победа при Гренгаме произвела оглушительное впечатление во всей Европе. Она наглядно продемонстрировала, что мощь русского флота отныне такова, что даже помощь англичан не спасает Швецию ни от новых десантов на ее побережье, ни от новых поражений на море. Бессилие Стокгольма в битве с Петербургом стало очевидно для всех и, прежде всего, для самих шведов. Что касается англичан, то после известия о Гренгаме английский флот уже не решился открыто выступить на стороне шведов.
Адмирал Норрис со своей эскадрой некоторое время простоял перед Ревелем, не предпринимая, впрочем, никакой попытки высадить десант. Норрис прекрасно понимал, что его десант будет сразу же уничтожен русской пехотой, а потому и не рисковал. Более того, поняв, что русских на испуг не взять, он постоянно писал в Петербург слезные письма, что, дескать, послан королем исключительно для того, «дабы предложить свое посредничество для заключения умеренного и справедливого мира между Россией и Швецией».
Читая сии слезницы, генерал-адмирал Апраксин лишь хмыкал:
— Сдается мне, что согласно европейской политике следовало прежде прислать в Санкт-Петербург полномочного министра, а не тащить свой флот к берегам нашим!
Когда же Норрис получил известие о разгроме шведов при Гренгаме и начавшемся походе нашего гребного флота к берегам Швеции, то поспешно снялся с якоря и поспешил к Стокгольму. Впрочем, и там англичане ограничились лишь демонстрацией.