Гангутцы

Гранин был тут же, на пристани. Богданыч подскочил к нему.

— Товарищ капитан! Кугхольм матросами занят. Взяты три пулемета, семеро пленных. Докладывает старшина второй статьи Богданов…

Он помедлил, выжидая, не узнает ли его Гранин; тот пристально вглядывался, но, кажется, не узнавал. «Темновато», — подумал Богданыч и тихо сказал:

— Меньшой докладывает.

Гранин подался к нему.

— Меньшой?! А где же большой? Ах ты, мой старый соратник! Опять вдвоем окружаете финнов?

— Большого здесь нет. — Богданыч до того расчувствовался, что голос его, и без того сиплый, стал басистым, а глаза, преданно смотревшие на Гранина, заблестели. — Потерял я своего тезку где-то в Ленинграде. Может быть, он даже женился и уволился с флота.

— Постой, погоди… Ты женат?

— Что вы, товарищ капитан…

— Чего ты испугался? Я вот женат, и детей куча.

Гранин вздохнул, подумав: «На каких полустанках мается теперь с ребятишками Мария Ивановна?.. Ушла на турбоэлектроходе, в июне, второй месяц пошел, а все еще нет никаких вестей».

— Приходила ко мне на капэ одна комсомолка, — продолжал Гранин. — Тоже Богданова, не помню, как ее по имени звать. Просилась медицинской сестрой в десант, но куда ей — скоро родит. Муж — подводник. Не твой ли это друг?

— Здесь он, на Ханко?

— Был все время на Ханко. Как это ты его не встретил, удивительно. А теперь, говорят, ушел в море, не знаю, вернулась ли лодка в базу. Жена беспокоится, все ждет его. Ну, да ладно, это мы еще выясним, — Гранин тряхнул головой, будто хотел избавиться от невеселых мыслей. — Имей в виду, что работает она в госпитале. А теперь гони своих пленных на буксир. У нас тут не гостиница. Погрузишь, приходи на капэ. Я тебя в разведку определю. Добро?

Гранин поднялся по крутой тропинке вверх, прошел в центр Хорсена, где под десятиметровой скалой Пивоваров облюбовал пещеру для командного пункта.

— Вот нора. Прямо кротовая! — Гранину определенно нравилось его будущее жилище. — Здесь и будем жить.

Он потребовал, чтобы телефонисты вызвали флагманский пункт.

Телефон стоял на обрубке бревна. Телефонисты уже размотали от самого Медена подводный кабель. Когда ответил полуостров, Гранин взял трубку и назвал позывной ФКП.

К телефону подошел Кабанов.

— Здравия желаю, товарищ ноль один! — произнес Гранин. — Докладываю: мое место — «Гром»!

Кабанов некоторое время молчал, потом спросил:

— А кто вам разрешил соваться в атаку? Вы что, командиром роты назначены?..

Кабанов снова замолчал, и опять донесся его бас:

— Закрепляйтесь на «Громе» и развивайте успех. Сегодня же пришлю вам поддержку.

Гранин положил трубку, медленным взглядом обвел пещеру, озаренную неверным светом каганца, — еще придется расширять ее, строить КП, — и с удивлением воззрился на Пивоварова. Тот уже пристроил на обрубке дерева возле телефона таблицу позывных, выложил груду карт и прочее штабное имущество на патронный ящик, временно заменяющий стол, и теперь растерянно держал в руках отрывной календарь, не зная, куда его приспособить: стены пещеры каменистые, и пройдет время, пока их обошьют фанерой.

— Ну и запаслив ты, Федор! Скажи на милость, численник с собой в десант прихватил!..

— Фактор времени! — улыбнулся Пивоваров.

Гранин уже возился у стены, отыскал в ней трещину и винтовочной гильзой прикрепил картонку календаря.

— Вот так. Хорошо. Какой сегодня на белом свете день? — Гранин осветил фонариком календарь и торжественно прочитал: — «Двадцать четвертый год Великой Октябрьской социалистической революции. Июль. Девятое. Среда». Так и запомним, Федор. Девятое июля — день нашего новоселья в Кротовой норе.

Глава восьмая Отряд наступает

Рыбачья слободка стала базой снабжения Хорсена. Еще накануне пристань выглядела самым тихим на Ханко уголком. А сейчас, после ночного поражения финнов, артиллерия противника набросилась на пролив между Хорсеном и материком и на Рыбачью слободку с такою же яростью, с какою она обстреливала город, порт, аэродром и Петровскую просеку. Возле пристани загорелся сарай, недавно служивший убежищем сержанту с Хорсена и его солдатам. Несколько человек с баграми и топорами бросились было к сараю, но в это время вспыхнул домишко, где начхоз гранинского дивизиона устроил склад боевых припасов. Люди побежали туда, вытащили все припасы из огня, а огонь гасить не стали, занявшись более нужным делом — рытьем щелей и пещер для береговых складов.

Пожары светились издалека, и катера шли к ним, как к маякам.

На рассвете «Кормилец» доставил в слободку раненых и десятка три пленных. На дымном, пылающем берегу раненых ждала госпитальная машина. Команда «Кормильца» так и не успела после ночных десантов отдохнуть. Алеша вместе со всеми помогал санитарам переносить раненых в машину. Он заглянул в кабину, в кузов — знакомого лица нигде не было. А за последние дни он много наслышался про подвиги гангутских девушек — санитарок, доноров, медсестер. Он хотел было спросить шофера машины, служит ли в госпитале Катя Белоус, но постеснялся.

«Кормилец» принял продукты, патроны и мины.

— Снаряды грузите, снаряды, — требовал начхоз дивизиона.