Ганнибал

В Сицилии царь Гиерон держал нейтралитет, но позже встал на сторону Рима. Но вскоре царь умер и его наследник — юный Иероним — сразу же принял решение вступить в союз с карфагенскими дипломатами, которые пообещали расширить границы Сицилии и передать во владение Иерониму весь остров. В итоге к Карфагену присоединился и сиракузский флот. Это поставило в опасное положение стоявший в Лилибее римский флот, которому и без того уже приходилось иметь дело с другой карфагенской эскадрой, стоявшей у Эгатских островов; между тем, непоколебимость римского союза, выдержавшего любе удары на протяжении двух тяжелых лет войны, пошатнулось.

На сторону Ганнибала перешли Арпи в Апулии и Узент в Массалии — два старинных города, сильно пострадавших от римских колоний в Луцерии и в Брундизии, а также все города бреттиев, за исключением Петелии и Консенции… И, наконец, на сторону Карфагена перешла Капуя, которая была вторым городом Италии, и могла выставить армию в 30 тысяч пехотинцев и 4 тысяч всадников. Этот город своим переходом увлек вслед за собой соседние города Ателлу и Калацию.

Правда, везде, а особенно в Капуе, аристократическая партия, связанная с Римом, противилась перемене политического знамени, и вызванная ею упорная внутренняя борьба в значительной мере уменьшила те выгоды, которые мог бы извлечь Ганнибал из заключения новых союзов. В результате Ганнибал арестовал в Капуе и отправил в Карфаген одного из вождей аристократической партии — Деция Магия, упорно отстаивавшего союз с Римом даже после вступления в город финикийцев, что подорвало его репутацию, как человека борющегося за свободу и самоуправление.

Зато южноиталийские греки твердо держались за союз с Римом. Эллины питали антипатию к самим финикийцам и к их новым луканским и бреттийским союзникам, потому что они действительно были привязаны к Риму, который не упускал ни одного удобного случая, чтобы доказать на деле свой эллинизм, и обходился с жившими в Италии греками необыкновенно мягко. Поэтому кампанские греки, в особенности Неаполь, мужественно сопротивлялись нападению Ганнибала. Так же поступали, несмотря на свое крайне опасное положение, города Великой Греции — Регион, Турий, Метапонт и Тарент. Но Кротон и Локры были взяты и принуждены сдаться.

Ясно, что все города южной Италии, непоколебимо стояли за Рим. Они были оплотом его владычества, воздвигнутым в чужой земле завоевателями, которые жили во вражде с соседями… Именно этих соседей и должно было коснуться в первую очередь данное Ганнибалом обещание возвратить всем италийским общинам прежние границы.

В результате, противники Ганнибала в карфагенском сенате не преминули напомнить, что ни один римский гражданин и ни одна латинская община не приняли сторону Карфагена.

Таковы были последствия битвы при Каннах, в которой погибли лучшие солдаты и офицеры союза. Это было жестокое, но заслуженное наказание за тяжкие политические прегрешения, ответственность за которые падает не на отдельных людей, а на сам Рим. Политическая демагогия, уже старавшаяся в то время подкопаться под аристократический фундамент конституции, захватила в свои руки все, что касалось ведения войны; нелепое обвинение, будто знать в заговоре с внешним врагом, производило впечатление на «народ». Поэтому Гай Фламиний и Гай Варрон, на которых возлагались огромные надежды, были уполномочены народом привести в исполнение те планы военных действий, которые были ими изложены.

Италия была в опасности, и сам Рим был почти беззащитным, а в столицу со всех сторон спешили гонцы с известиями о проигранных сражениях, об измене союзников, об утрате сторожевых позиций и складов и с требованиями подкреплений в долину По и в Сицилию. Народу было запрещено сходиться толпами у городских ворот, зевакам и женщинам было приказано сидеть дома, срок траура по убитым был ограничен 30 днями, для того чтобы не прерывать на слишком долгое время служение радостным богам, в котором не могли принимать участие люди в траурных одеждах. На такие меры власть пошла потому, что число павших было так велико, что почти не было ни одного семейства, где не было бы потерь.

Нужно было что-то делать. На помощь Риму пришли два даровитых военных — Аппий Клавдий и Публий Сципион-сын. Именно они своим гордым воодушевлением и грозно поднятыми мечами верных им солдат сумели внушить иные намерения той молодой знати, которая, легко примиряясь с мыслью о невозможности спасти отечество, помышляла о бегстве за море. Таким образом, удалось набрать почти два легиона. Все силы были направлены к тому, чтобы организовать боеспособную армию. Сам Рим подал пример и призвал к оружию всех мужчин, даже не вышедших еще из отроческого возраста.