Обычно бледное лицо доктора Лектера возбужденно пламенеет, когда он цитирует членам Studiolo булькающие, задыхающиеся слова умирающего Пьера делла Винья, и он нажимает и нажимает кнопку пульта, и изображения Пьера делла Винья и Иуды с кишками наружу сменяют и сменяют друг друга на затягивающем стену холсте.
Таким образом, Данте напоминает — с помощью звуков — о смерти Пьера делла Винья и видит в ней смерть Иуды, поскольку это смерть за одни и те же преступления — жадность и предательство.
Ахитофел, Иуда и ваш соотечественник Пьер делла Винья. Жадность, повешение, самоуничтожение, причем жадность считается таким же самоуничтожением, самоубийством, как и повешение. А что говорит анонимный самоубийца-флорентиец в конце этой же песни?
В следующий раз, возможно, мы обсудим комментарии сына Данте, Пьетро. Трудно в это поверить, но он — единственный из всех ранних комментаторов песни XIII, который связывает между собой Пьера делла Винья и Иуду. Мне также представляется интересным затронуть тему «загрызания», как ее преподносит Данте. Например, граф Уголино грызет затылок архиепископа, Сатана с его тремя лицами грызет одновременно Иуду, Брута и Кассия. И все они — предатели, как Пьер делла Винья.
На этом позвольте закончить. Благодарю за внимание.
Ученые принялись с энтузиазмом аплодировать, мягкими и как бы пропыленными ладонями, а доктор Лектер, оставив свет приглушенным, стал прощаться с ними, с каждым отдельно, называя их по именам, но держа книги в обеих руках, чтобы не пришлось пожимать им руки. Выходя из затемненного Салона Лилий, они, казалось, уносили с собой колдовство и магию услышанной лекции.
Оставшись теперь одни в огромном помещении, доктор Лектер и Ринальдо Пацци могли слышать, что среди ученых, спускавшихся по лестнице вспыхнул спор по поводу этой лекции.
— Как вам кажется, коммендаторе, я сохранил за собой это место?
— Я не ученый, доктор Фелл, однако очевидно, что вы произвели на них сильное впечатление. Если вам это удобно, доктор, я хотел бы сейчас пройти к вам домой и забрать личные вещи вашего предшественника.
— Они занимают два чемодана, коммендаторе, а у вас и так в руках портфель. Вы их хотите сами нести?
— Я вызову патрульную машину к Палаццо Каппони, чтобы они меня забрали. — Пацци был готов настаивать, если это будет необходимо.
— Отлично, — сказал доктор Лектер. — Подождите минуту, мне надо кое-что убрать.
Пацци кивнул и отошел к высокому окну, держа в руке сотовый телефон и не спуская с Лектера глаз.
Пацци мог убедиться, что доктор совершенно спокоен. С нижних этажей доносились звуки злектродрелей.
Пацци набрал номер, и когда Карло Деограциас ответил, произнес в трубку:
— Лаура, amore, я скоро буду дома.
Доктор Лектер собрал с кафедры книги и сложил их в сумку. Потом повернулся к проектору, вентилятор которого еще гудел, а в луче плясали пылинки.
— Мне следовало показать им еще и вот этот снимок. Не понимаю, как это я его пропустил… — Доктор Лектер вставил в проектор еще одно изображение — обнаженного человека, повешенного на укрепленной стене дворца. — Это должно и вас заинтересовать, коммендаторе Пацци. Дайте-ка я поправлю фокус…
Доктор Лектер повозился с аппаратом, а потом подошел к изображению на стене; его силуэт черным выделялся на фоне холста и был таких же размеров, как повешенный.
— Узнаете? Больше увеличить не могу. Вот сюда его укусил архиепископ. И под ним указано его имя.
Пацци не стал приближаться к доктору Лектеру, но подошел ближе к стене и почувствовал какой-то странный химический запах. И решил было, что это какой-то растворитель, который использовали реставраторы.
— Буквы можете разобрать? Там написано «Пацци» и еще довольно грубый стишок. Это ваш предок, Франческо, повешенный на стене Палаццо Веккьо, вот под этими самыми окнами, — сообщил доктор Лектер. Он смотрел прямо в глаза Пацци сквозь разделявший их луч проектора. — Кстати, синьор Пацци, еще одна вещь, связанная с вышесказанным. Должен вам сознаться, я серьезно подумываю о том, чтобы съесть вашу жену.