Ганнибал

Однако положение Ганнибала было гораздо хуже. Армия его таяла; помощи ожидать было неоткуда. Падение Капуи заставило многих его «союзников» решиться на новую «измену» — теперь уже в пользу Рима. Так произошло, в частности, в Салапии, которая в свое время в числе Первых изменила Риму и установила союзнические отношения с карфагенянами. Город перешел на сторону римлян; карфагенский гарнизон — 500 нумидийских всадников — был почти полностью истреблен в уличном бою; сохранить жизнь удалось только 50 из них — все они оказались в плену. Гибель этого отряда была, по словам Ливия, для Ганнибала еще более тяжела, чем потеря Салапии: Ганнибал окончательно потерял свое превосходство в коннице. Но все же и утрата Салапии была для него чувствительным ударом, тем более что ее примеру могли последовать и другие [Ливий, 27, 1].

Вслед за этим Марцелл отнял у самнитов и карфагенян города Мармореи и Мелы, отдав их на разграбление своим воинам, причем около 3000 воинов пунийского гарнизона погибли. Однако предпринятая тогда же попытка римлян овладеть Гердонией, население которой склонялось на их сторону, закончилась крупной неудачей. Узнав, что проконсул Гней Фульвий стал лагерем у Гердонии, Ганнибал устремился туда же, подошел к римским позициям и выстроил войска в боевой порядок. Фульвий вывел свои войска ему навстречу. На сей раз Ганнибал решил снова применить тот же маневр, который обеспечил ему победу при Каннах: пока пехота сражалась, одна часть всадников напала на римский лагерь, а другая ударила неприятелю в тыл. Расчеты Ганнибала оправдались: многие римляне бежали, многие (по одним сведениям, 7000, а по другим — 13000, в том числе и сам Фульвий [Апп. Ганниб., 48]) погибли в бою. Ганнибал жестоко расправился с местным населением: всех жителей Гердонии он переселил в Метапонт и Фурии, а тех из знати, кто был уличен в тайных контактах с Фульвием, приказал казнить [Ливий, 27, 1].

Дабы не дать Ганнибалу развить успех, против него был послан Марцелл. В Лукании, куда успел уйти Ганнибал, произошло сражение, в котором, однако, ни Ганнибалу, ни Марцеллу не удалось добиться решающего успеха. На следующий день Ганнибал уклонился от боя, а затем ночью двинулся в направлении Апулии. Марцелл бросился за ним; у Венусии завязались стычки, однако пунийский полководец не принял сражения и продолжил свой путь. Марцелл неотступно двигался за ним [Ливий, 27, 2].

Несмотря на все успехи римлян на Сицилии, война там еще продолжалась. Между прочим, это позволило сенату отказать Марцеллу в триумфе после взятия Сиракуз и ограничиться только «овацией» — значительно менее почетным и менее торжественным въездом в Рим [Ливий, 26, 21]. Вскоре после отъезда Марцелла карфагеняне высадили на острове 8000 пехотинцев и 3000 нумидийских всадников. В течение всего 211 г. и первой половины 210 г. нумидийские всадники под командованием Муттона весьма серьезно досаждали римлянам [Ливий, 26, 21].

Однако во второй половине 210 г. все переменилось, и остров был полностью очищен от карфагенян. Дело в том, что успехам Муттона уже давно завидовал Ганнон, верховный командующий карфагенской армией в Сицилии. Отношения между ними в конце концов обострились до такой степени, что Ганнон сместил Муттона и передал его должность своему сыну. В этом поступке, если учесть, что Муттон был ставленником Ганнибала, нельзя не видеть отражения внутрикарфа-генской борьбы за власть между Баркидами и их политическими противниками. Но момент для сведения счетов Ганнон выбрал крайне неудачный; к тому же он не учел степень популярности Муттона среди его солдат. Нумидийцы просто отказались повиноваться другому командиру, сам же Муттон вступил в переговоры с прибывшим на Сицилию консулом Левином о сдаче Акраганта. Когда римляне подошли к городу, нумидийцы, заняли ворота, ведшие к морю, и впустили через них неприятеля. Обеспокоенный шумом, Ганнон решил, что имеет дело с обыкновенным солдатским бунтом, но, разглядев на улицах римских воинов, он вместе с Эпикидом бежал через другие ворота, погрузился на небольшой корабль и отплыл в Африку, бросив Сицилию на произвол судьбы. Оставленные своим командованием, пунийцы и сохранявшие им верность сицилийцы все погибли на улицах города.

Расправа, которую Левин учинил в Акраганте, напомнила сицилийцам о судьбе Капуи и наглядно продемонстрировала, что ждет тех, кто будет сопротивляться римскому оружию: городских магистратов и членов совета («тех, кто был первыми людьми в Акраганте», — пишет Ливий) выпороли и казнили, всех остальных продали в рабство, продали и захваченную в городе добычу. Не удивительно, что после этого сицилийские города один за другим добровольно сдались римлянам; только шесть из них Левину пришлось брать штурмом. Вековая борьба за Сицилию закончилась [Ливий, 26, 40].