Ганнибал

С наступлением лета в лагере Ценсорина из-за ядовитых испарений начались болезни, и он счел за благо перебраться к морю. Между тем пунийцы, используя затишье, решили нанести удар по римскому флоту. Они хворостом и паклей нагружали небольшие парусные лодки, подтаскивали их канатами вдоль стен к тому месту, откуда ветер гнал бы их к римскому флоту, насыпали серу, заливали смолу, поджигали и пускали. В результате римляне потеряли почти все свои корабли. Осенью 149 г. Ценсорин уехал в Рим проводить очередные выборы магистратов. Руководство осадой целиком перешло к Манилию. На его лагерь карфагеняне предприняли вылазку, подойдя глухой ночью к оборонительному валу. Им помешал Сципион Эмилиан, ударивший по карфагенянам с тыла и заставивший их отступить [Апп. Лив., 99]. После этого события Манилий построил вокруг лагеря стену [Апп. Лив., 100].

Беспрестанные неудачи, с которыми Ценсорин и Манилий столкнулись при попытках штурмовать обезоруженный, но хорошо укрепленный город, и решительное сопротивление карфагенян заставили римское командование отказаться от продолжения борьбы у городских стен. Манилий главные операции перенес в Ливию — против отрядов Гасдрубала и Гамилькара Фамеи. В особенности тревожил римлян Фамея; своими налетами он почти парализовал действия римских фуражиров. Правда, он делал исключение для подразделений, которыми командовал Сципион Эмилиан; они отличались высокой дисциплиной и организованностью, и Фамея не стал рисковать [Апп. Лив., 100–101].

Не принес Манилию удачи и поход против Гасдрубала к Неферису. Там римляне, окруженные крутыми склонами, занятыми неприятелем, вынуждены были пробираться через заросли, ущелья и горные потоки и едва не попали в ловушку. Ожесточенное сражение не дало перевеса ни одной из сторон. Гасдрубал засел в неприступном укреплении и, когда римляне, ничего не добившись, начали отступление, напал на уходящих. От полного разгрома римскую армию спас Сципион Эмилиан [Апп. Лив., 102–103; Ливий, Сод., 49; ср. у Зонары, 9, 27].

Кампания 149 г. не увенчалась сколько-нибудь заметными успехами римского оружия. Вопреки всем ожиданиям война затягивалась, и сенат, обеспокоенный таким развитием событий, отправил в Африку специальную комиссию. Картина, которую сенатские уполномоченные застали, была неприглядной: единственным римским военачальником, добившимся некоторых, правда, пока не слишком ощутимых побед, да к тому же в оборонительных боях, был Сципион Эмилиан [Апп. Лив., 105]. Наверное, неслучайно старик Катон уже на краю могилы отличил Эмилиана, характеризуя его стихом из «Одиссеи»: «Он лишь с умом; все другие безумными тенями реют» [см. об этом: Полибий, 36, 8, 6; Диодор, 32, 9а; Плут. Кат., 27; ср. у Ливия, Сод., 49, а также у Плут. Апоф., 3].

Неудачи подвигли сенат напомнить Массанассе о союзе. Однако сенатские послы уже не застали царя в живых. В память о прежних дружественных отношениях со Сципионом Массанасса просил Эмилиана разделить наследство между его сыновьями [ср. у Евтропия, 4, 11; Орозий, 4, 22, 8]. Политическое значение этой миссии и для Рима, и для самого Эмилиана очевидно. Эмилиан сделал все, чтобы максимально ослабить Нумидийское царство и еще крепче привязать его к Риму. Он сделал царский титул, как говорит Аппиан, общим достоянием всех трех претендентов — Микипсы, Гулуссы и Маста — набала, причем Микипсе он предоставил обладание Циртой и царским двором, то есть формальную верховную власть, Гулуссе — ведение войны и заключение мира, а следовательно, и командование армией, а Мастанабалу — суд над подданными, то есть гражданское управление [Апп. Лив., 105–106; Ливий, Сод., 50; Зонара, 9, 27]. Таким образом, все они были лишены реальной власти; особенно комическое зрелище должен был представлять верховный правитель Микипса, не имеющий никаких полномочий.

Вскоре после этого Эмилиан нашел случай вступить в личные переговоры с Фамеей и предложил спастись ему самому, коль скоро он не может спасти государства. Фамея подумал, подумал и с частью своего отряда перешел на сторону римлян [Апп. Лив., 107–108; Диодор, 32, 17, 1; Ливий, Сод., 50; Зона-ра, 9, 27].

Тем временем в войска прибыл новый консул — Луций Кальпурний Писон Цесоний, которому сенат поручил ведение африканской войны. Командовать флотом назначили Луция Гостилия Манцина. Манилий должен был возвратиться в Рим; туда же он отправил и Эмилиана вместе с Фамеей. Сенат щедро наградил Фамею за предательство, пожаловав пурпурное одеяние с золотой пряжкой, коня с золотой сбруей, полное вооружение и 10000 драхм. Обещали ему и еще больше, если он будет и в дальнейшем помогать римлянам. Фамея, в свою очередь, заверил недавних врагов в преданности и, воодушевленный открывшимися ему блестящими перспективами, воротился в Африку, в римский лагерь.