Ганнибал

Не удивительно, что Ганнибал заботился прежде всего о восстановлении моральных и физических сил своих солдат [Полибий, 3, 60, 7]. Правда, ему предстояло столкнуться с войсками, которые Сципион принял от Манлия и Атилия, состоявшими частью из новобранцев, а частью из солдат, перенесших тяжелые и позорные поражения в борьбе с галлами [Ливий, 21, 39, 3]. И все же римские войска должны были вступить в борьбу после длительного отдыха и серьезной подготовки. К тому же и Сципион был далеко не таким неспособным полководцем, как это казалось Ганнибалу. Последний был твердо убежден, что Сципион не сумеет в короткий срок явиться от устья Родана к подножию Альп, однако римскому консулу это удалось, и Ганнибал вынужден был признать, что ему противостоит военачальник, обладающий значительными тактическими и организаторскими способностями [Полибий, 3, 61, 1–4]. К тому же Ганнибал должен быть считаться еще с одним обстоятельством. Получив известие о том, что Ганнибал находится в Италии, сенат предложил другому консулу, Тиберию Семпронию Лонгу, вернуться из Сицилии в Италию, Семпроний незамедлительно отправил на родину флот, а пехоту переправил в Аримин [Полибий, 3, 61, 9–11; Ливий, 21, 51, 5–7].

Главная задача Сципиона заключалась в том, чтобы не дать карфагенянам возможности собрать свои силы для новой кампании, но он опоздал. Ганнибалу для отдыха потребовалось меньше времени, чем можно было предполагать.

Впрочем, первыми его противниками в Италии были не римляне, а, видимо, их союзники таврины — полугалльское, полулигурийское племя (его название и до сих пор живет в названии города Турина), жившее у подножия Альп и ведшее как раз в это время кровопролитную войну с инсумбрами. Ганнибал, явившийся в Италию как союзник бойев и, следовательно, инсумбров, нуждался в прекращении таврино-инсумбрской междоусобицы и, само собой разумеется, в поддержке тавринов, которым предложил дружбу и союз. Натолкнувшись на отказ, он окружил крепость тавринов и после трехдневной осады овладел ею. Беспощадно расправляясь со всеми, кто пытался оказать сопротивление, Ганнибал внушил окрестным галльским племенам такой ужас, что те спешили отдаться под его «покровительство». Прибытие Сципиона к Плаценции до известной степени нарушило его планы: римляне отрезали от Ганнибала значительную часть союзных с ним галлов и даже заставили их выступить против пунийской армии. В этих обстоятельствах Ганнибал решил предпринять наступательные действия против римлян, справедливо полагая, что, победив, он станет полновластным хозяином Северной Италии и тогда-то галлы по доброй воле или по принуждению должны будут принять его сторону [Полибий, 3, 60, 8—13; Ливий, 21, 39, 3–7]. Однако теперь уже Сципион его опередил. Он переправился через Пад и расположился на правом берегу Тицина [Ливий, 21, 39, 10].

Можем ли мы доверять текстам Полибия и Тита Ливия, сохранившим для нас речи полководцев накануне сражения, неясно: перед нами, по-видимому, не дословное воспроизведение оригинала, хотя общий смысл, вероятно, передается верно. В самом деле, что было более естественно, чем напомнить римлянам о победе в I Пунической войне, о вероломном нарушении договоров со стороны Ганнибала, об угрозе отечеству, как это, по-видимому, сделал Сципион [Ливий, 21, 40–41; Полибий, 3, 64]. И что было более естественно, чем указать пунийским солдатам, что отступать им некуда, что их ожидают либо победа, либо гибель, в лучшем случае плен [Ливий, 21, 43–44; Полибий, 3, 63], — эти слова традиция приписывает Ганнибалу. Вполне возможно, что те историографы, у которых Полибий и Ливий черпали свой материал, воспользовались рассказами о том, что говорили полководцы, в том числе непосредственные участники событий. По единодушному свидетельству наших источников, прежде чем произнести речь, Ганнибал показал своим воинам впечатляющее зрелище. Военнопленные, захваченные во время перехода через Альпы, измученные тяжелыми оковами, бичеваниями, голодом и жаждой, были по его приказанию выведены на арену, со всех сторон окруженную пунийцами. Через переводчика Ганнибал спросил у пленных, кто из них согласится сразиться с товарищем по несчастью, при условии, что победитель получит боевого коня, вооружение и, естественно, свободу, а побежденный, погибнув, избавится от непереносимых мук. Все горцы с восторгом согласились; многие возносили молитвы богам, чтобы жребий выпал на их долю. В этой схватке не на жизнь, а на смерть участвовали несколько пар; зрители — солдаты Ганнибала и остальные пленные — горячо переживали все перипетии боя, а когда он окончился, шумно приветствовали победителей и прославляли побежденных, храбро павших в борьбе за свободу [Полибий, 3, 62; Ливий, 21, 42; Дион Касс., фрагм., 57, 4]. Воины Ганнибала должны были воочию представить себе свое положение, которое ничем не отличалось от положения этих пленных; победить или умереть — другого выхода у них не было.