Ганнибал

К новой кампании римляне значительно увеличили численность армии. Мы, правда, не знаем точно, как это произошло. Уже Ливий [22, 36, 1–5] имел различные сведения о мероприятиях консулов. По одним источникам, они мобилизовали дополнительно 10000 человек; по другим — сверх уже действовавших против Ганнибала четырех легионов они сформировали еще четыре, увеличив, кроме того, численность пехотинцев в каждом легионе на 1000 человек (то есть до 5000) и всадников — на 100 (то есть до 300). Более чем вдвое увеличилась и численность союзнической пехоты — до уровня собственно римских легионов, а союзническая кавалерия вдвое (по Полибию, втрое [3, 107, 9–12]) превзошла собственно римскую. Плутарх [Плут. Фаб., 14] говорит, что в римском строю находилось 92000 воинов. Значение этого факта станет понятно, если учесть, что армия Ганнибала непрерывно уменьшалась, даже когда активные боевые операции не велись (множество солдат гибло во время экспедиций за продовольствием и фуражом), и резервами он не располагал. Кроме того, вновь избранный претор Луций Постумий Альбин был направлен с легионом в Галлию, чтобы побудить вернуться на родину галлов, находившихся в армии Ганнибала [Полибий, 3, 106, 6].

Положение Ганнибала становилось с каждым днем хуже и хуже. Он по-прежнему стоял у стен Гереония. Продовольствие кончалось; накануне битвы при Каннах у карфагенян был только десятидневный запас. Пополнить его было негде: все, что возможно, пунийские солдаты уже разграбили. В лагере Ганнибала происходили волнения. Иберийцы готовились перейти на сторону неприятеля [Ливий, 22, 40, 7–9]. Воины требовали жалованья и роптали сначала на нехватку продовольствия, а потом и просто на голод. Положение сложилось такое, что иногда и самому Ганнибалу приходила в голову мысль бросить пехоту и с всадниками пробиваться в Галлию [Ливий, 22, 43, 2–4].

В этой ситуации Ганнибалу, естественно, было на руку стремление Варрона как можно скорее дать сражение, и он делал все, чтобы укрепить римского военачальника в его намерении.

По рассказу Полибия [3, 107, 1–7], еще до прибытия к римской армии новых консулов Ганнибал вывел свои войска из лагеря под Гереонием и занял крепость в Каннах — небольшом городке, куда римляне свозили продовольствие. Первые столкновения накануне знаменитой битвы произошли возле этого города [Полибий, 3, 110].

Тит Ливий [22, 41, 1–4] изображает события иначе. Когда в действующую армию прибыли новые консулы — Гай Теренций Варрон и Луций Эмилий Павел, они объединили действовавшие ранее и мобилизованные перед началом боевых операций воинские формирования и устроил и два лагеря, меньший из которых выдвинули ближе к позициям Ганнибала (командование этим лагерем, где находились один легион и 2000 союзников — всадников и пехотинцев, они возложили на Гнея Сервилия Гемина); в большем лагере находилась остальная часть армии.

Первое столкновение между римлянами и карфагенянами произошло, в общем, неожиданно для полководцев. Когда карфагенские солдаты в очередной раз вышли из лагеря в поисках хлеба и фуража, на них напали римляне; завязалась беспорядочная стычка, закончившаяся очевидным успехом римлян, чьи потери вместе с союзниками составили около 100 человек, тогда как карфагеняне потеряли примерно 1700. Римляне врассыпную преследовали отступающего неприятеля, однако командовавший в тот день консул Луций Эмилий Павел остановил наступление, опасаясь засады. Варрон громко негодовал: враг выпущен из рук; если бы не бездействие, уже можно было бы кончить войну.

После этого Ганнибал решил прибегнуть к хитрости. Ближайшей ночью он вывел свои войска из лагеря, оставив там все имущество. Чтобы укрепить у римлян уверенность, что карфагеняне бежали, Ганнибал оставил множество ярко горящих костров якобы для того, чтобы замаскировать свое отступление. За холмами по левую сторону он спрятал пехотинцев, справа — всадников. Ганнибал рассчитывал напасть на римлян, когда они явятся грабить брошенный лагерь. [22, 41, 6–9].