Он выразительно провел пальцем по горлу.
— Я не пун, о друг ночи, — Антигон ожег его взглядом и недовольно поморщился: пряному удушливому аромату трав он предпочитал запах рыбы и соли, — а всего лишь несчастный заблудившийся в здешних степях греческий купец.
— Брат царя сам решит, кто ты, — недобро усмехнулся нумидиец, — но вряд ли тебя обрадует его решение.
Лагерь нумидийцев представлял собой стоявшие квадратом шестьдесят шатров с камышовой кровлей. Антигону они показались похожими на перевернутые гаулы. На сочных лугах вокруг старинного имения, видимо принадлежавшего раньше какому-то знатному пуну, мирно паслись расседланные кони. Обугленные балки и остатки стен господского дома походили на изуродованные руки, воздетые к ослепительно голубому весеннему небу.
Вождь нумидийцев окинул Антигона острым, как клинок, взглядом и сразу же почему-то перевел его в свой шатер, белеющий посреди лагеря. Юноша чем-то напомнил греку Гадзрубала. У него было такое же красивое, с поразительно правильными чертами лицо, прямой нос и пронзительные глаза.
— Покормите его, — гортанным голосом приказал нумидиец. — Если он лазутчик, пусть уйдет из жизни сытым. А если греческий купец, пусть видит, что мы очень гостеприимный народ.
Он предложил Антигону сесть рядом с ним на кожаное одеяло. Светлокожий слуга немедленно протянул греку кусок копченого окорока и глиняную чашу с травяным настоем. Дождавшись, когда Антигон насытился, нумидиец весело воскликнул:
— Сейчас мы проверим правильность твоих слов! Эй, Клеомен, поговори с ним по-гречески!
Через пять минут светлокожий слуга уже восхищенно качал головой, убедившись, что Антигон превосходно владеет его родным языком.
— Ну хорошо, Клеомен, а теперь оставь нас, — сурово сказал нумидиец и повернулся к Антигону: — У тебя египетский кинжал и пунийский меч, ты отлично говоришь по-гречески, и, наверное, я бы не знал, как решить твою судьбу, если бы не вспомнил твое лицо.
Антигон побледнел. Он словно почувствовал у своего горла острие меча.
— Ты — Антигон, сын Аристида, владелец «Песчаного банка», друг Гамилькара и Гадзрубала. — Нумидиец медленно встал и скрестил руки на груди, — А мое имя Наравас. Ты видел меня в саду Гамилькара.
— Ты учил Ганнибала стрелять из лука и ездить верхом! — загораясь гневом, выкрикнул Антигон, — Ты любишь Саламбо и тем не менее готов уничтожить Карт-Хадашт, вырвать у своего ученика из груди сердце!
— Не оскверняй мой слух, метек! — Нумидиец угрожающе положил руку на рукоятку кинжала.
— А теперь подумай, — неожиданно холодно и равнодушно отозвался Антигон, — смогут ли несколько тысяч вконец потерявших разум наемников, пусть даже с твоей помощью, преодолеть самые мощные в мире укрепления? Даже Агафокл и Регул не отважились посягнуть на них. Ведь может случиться и так, что от всех вас довольно скоро останется лишь груда обглоданных шакалами и бродячими псами костей. В плену не жди пощады — с тебя живого сдерут кожу.
Наравас печально улыбнулся. Его большие темные глаза затуманились.
— Ганнон наделал слишком много ошибок, — голос нумидийца утратил былую твердость. — Осаждающие захватили почти все оружие, на их сторону перешли почти все воины, размещенные вокруг Большой стены.
— Ты ведь довольно долго жил в Карт-Хадаште, — иронически улыбнулся Антигон, — и должен понимать, что, несмотря на все ошибки Ганнона, славные оружейники-пуны все же успели изготовить неимоверное количество мечей, щитов, копий, дротиков и стрел. Напомню, что в городе огромные запасы железа, меди и олова. Ну а если потребуется, сто тысяч пуниек без колебаний пожертвуют своими волосами для изготовления тетивы. Ты ошибаешься, если думаешь, что в домах Карт-Хадашта останется хоть один железный котел или хотя бы медное кольцо. И последнее. Неужели ты, высокомудрый Наравас, не веришь, что из шестисот тысяч жителей хотя бы шестьдесят тысяч мужчин не предпочтут позорной смерти от руки наемника у себя дома почетную гибель в сражении?
Наравас озабоченно опустил голову. На самом деле Антигон не верил, что в богатом, сытом Карт-Хадаште действительно найдется шестьдесят тысяч людей, мало-мальски владевших боевыми навыками и готовых терпеть лишения. Однако он решил про себя, что в данном случае никакая ложь не может быть чрезмерной.
— Но даже если удастся преодолеть стены, ваши потери окажутся настолько велики, что… В общем, вспомни, что придется еще с боем брать чуть ли не каждый дом. Известно ли тебе, сколько кораблей из Иберии, Галлии, Эллады и земель, расположенных за Столбами Мелькарта, зимой вошли в гавань Карт-Хадашта? Я сам недавно видел целую флотилию с восемью тысячами иберийских воинов на борту.