Ганс и Грета

Между тмъ, какъ Гансъ всю вину непріятнаго объясненія съ булочникомъ старался сложить на агронома Кернера, бдная Апна должна была выслушать брань взбешеннаго булочника. «Всегда такъ бываетъ, когда послушаешь проклятую женскую болтовню и женщинъ станешь считать за людей! Вотъ и теперь, благодаря глупой бабьей болтовн, онъ разсорился съ самымъ усерднымъ работникомъ; усердне его онъ не имлъ во всю жизнь свою. И зачмъ онъ взялъ этого человека къ себе въ домъ и ради его разошелся со всей почти общиной? А все оттого, что ему вс уши прожужжали, чтобы онъ принялъ къ себ Ганса, и даже побранились съ нимъ, когда онъ въ первый разъ отказалъ ему. Надо было лучше поступать по своему разумнію, а не слушать глупой бабьей болтовни!»

Булочникъ такъ кричалъ, что его было слышно на другой сторон улицы. Анна плакала и повторяла, что она не виновата въ томъ, что Гансъ ее вчера поцловалъ. Лиза и Катерина вмшались въ споръ и говорили, что Анна воображаетъ, что вс мужчины бгаютъ за ней, и вмсто того, чтобы уступить мсто другимъ двушкамъ, которыя тоже хотятъ повеселиться, она всегда суется впередъ и отгоняетъ отъ нихъ всхъ мужчинъ, которымъ она не можетъ простить того, что они не хотятъ жениться на старой двушк, имвшей уже не мало любовныхъ интрижекъ.

Сосдъ мельникъ хотлъ прекратить споръ, грозившій перейти въ открытую войну, но только подлилъ масла въ огонь. Вс кричали разомъ, даже ученикъ, который (трудно было ршить за что) получилъ отъ разгнваннаго хозяина пару полновсныхъ пощечинъ. Въ то время кумушки, приходившія за хлбомъ, скоро разгласили по всей деревн новость, что длинный Шлагтодтъ общалъ каждой изъ трехъ дочерей булочника жениться на ней, и булочникъ стоитъ съ огромной дубиной за дверью, чтобы благословить сватовство Ганса, когда тотъ придетъ съ работы.

Въ это самое утро дти, возвращаясь длинной верени¬цей изъ школы, встртили около пруда г. Кернера въ черномъ праздничномъ сюртук, съ огромной темной астрой (которая почти уже завяла) на груди.

Дти сняли шапки передъ богатымъ г. Кернеромъ и закричали: «Доброе утро! здравствуйте, г. Кернеръ!» И г. Кернеръ благосклонно кланялся и благодарилъ, пока не подошли самые старшіе мальчики; тогда онъ остановилъ одного изъ нихъ и спросилъ: «Г. учитель въ школ, или уже ушелъ домой?» Мальчикъ этого не зналъ; не смотря на это, Кернеръ похлопалъ его по голов и даже опустилъ руку въ карманъ жилета, чтобы дать ему грошъ. Но онъ во-время одумался, вспомнивъ, что у него тамъ только дв монеты по пяти грошей, хлопнулъ еще разъ мальчугана по блокурой головк и пошелъ дале, прямо къ дому учителя. У двери онъ остановился, посмотрлъ глубокомысленно на увядшую астру въ петличк, глубоко вздохнулъ и вошелъ въ домъ. Въ сняхъ, у двери направо, онъ остановился еще разъ, посмотрлъ опять на астру, нашелъ, что она не такъ эффектна, какъ онъ думалъ, и спряталъ ее въ карманъ. Его дыханіе становилось все прерывисте, и онъ отступилъ шагъ назадъ, какъ вдругъ дверь отперли изнутри, и самъ г. Зельбицъ показался на порог.

– Мое почтеніе! – сказалъ учитель.

Г. Кернеръ увидлъ, что Греты не было въ комнат и это видимо его успокоило; но самоуверенность его опять исчезла, когда онъ ближе разсмотрлъ выраженіе лица своего будущего тестя.

У г. Зельбица никогда не поднимались такъ высоко брови и не опускались такъ низко углы рта, какъ въ эту минуту.

– Садитесь, садитесь, – сказалъ г. Зельбицъ, – дочь сейчасъ придетъ. Я ей сказалъ, что вы сегодня посл урока придете къ намъ. Значитъ васъ ожидаютъ, что во всякомъ случа очень пріятно.

Г. агрономъ Кернеръ былъ, казалось, не такъ увренъ въ пріятности своего положенія. Онъ вертлся нетерпеливо на стул, былъ очень красенъ и казался сконфуженнымъ. Наконецъ ему удалось проговорить:

– Я надеюсь… мам-зель Грета съ нами… то есть со мною… не въ шутку… гм!…

Г. Кернеръ откашлялся въ руку.

– Моя дочь знаетъ, что она обязана повиноваться отцу.

Взглядъ, которымъ онъ сопровождалъ эти слова, не доказывалъ однако его доверія къ прославленному послушанію дочери.

Мужчины обмнялись быстрымъ, многозначительнымъ взглядомъ, когда услышали у двери легкій шорохъ и что- то похожее на сдержанное рыданіе.

Дверь тихо отворилась и Грета медленно вошла въ комнату. Бдная двочка была такъ блдна, взволнована и испугана, что нужно было имть очень дурную совсть, чтобы, какъ эти оба человека, тревожиться объ успех переговоровъ съ такимъ, повидимому, слабымъ и безпомощнымъ созданіемъ. Грета остановилась у двери (г. Кернеръ тоже всталъ, но не смелъ отойти отъ своего стула), а г. Зельбицъ поднялъ брови такъ высоко, что оне едва помещались на лбу, и произнесъ вкрадчивымъ голосомъ: