Ганс и Грета

Въ дом было все тихо; его врно никто не слыхалъ, и это ему было посердцу. Онъ запрягъ буланаго, какъ вчера условился съ булочникомъ, и хотлъ уже выводить лошадь изъ конюшни, какъ вдругъ увидлъ, что Гейнцъ выходитъ изъ дому и направляется къ конюшн.

«Куда это такъ рано тащится старикъ?» – проворчалъ Гансъ.

– Добраго утра, Гансъ! – сказалъ булочникъ. – Ты уже на ногахъ? Съ этой поры? Это хорошо. Ну, ужъ погодка была сегодня ночью.

– Нечего сказать, хороша! – сказалъ Гансъ.

Булочникъ выразительно взлянулъ на Ганса. «Чего теб надо отъ меня сегодня?» – подумалъ Гансъ.

– Мн пора хать, хозяинъ! – сказалъ онъ наконецъ, видя, что булочникъ не намренъ уступить дороги буланому, и все продолжаетъ смотрть то на Ганса, то на лошадь.

– Дло не къ спху, – сказалъ булочникъ, – выпей прежде чашку кофе; да – что я бишь хотлъ сказать! Я человкъ прямой; словъ тратить не люблю по напрасну. Въ нашей сторон нтъ обычая, чтобы такіе бдняки, какъ ты, Гансъ, женились на дочеряхъ зажиточныхъ крестьянъ. Ну, да ты приглянулся двочк, и приходится по невол смотрть сквозь пальцы. Многого я не могу дать за ней; впрочемъ и ты небогатъ. Вы должны будете сами заботиться о себ. Ты возьмешь на себя все хозяйство, пока Августъ не возвратится изъ полка. Тогда вы займетесь дломъ вмст съ нимъ, а если не поладите, то мы придумаемъ что-нибудь другое для тебя. Ну, теперь, Гансъ! поди-ка въ кухню и объяснись съ двочкой.

Гансъ, впродолженіе всей этой длинной рчи, переминался съ одной длинной ноги на другую и двадцать разъ открывалъ ротъ, чтобы благодарить г. Гейнца за его доброе расположеніе; но г. Гейнцъ пришелъ въ азартъ, точно кляча на ровной дорог, а когда онъ замолчалъ, то Гансъ пожелалъ, чтобы хозяинъ проговорилъ еще полчаса.

– Ну, Гансъ, – сказалъ булочникъ, видя что тотъ стоитъ, какъ вкопаный. – Это тебя врно поразило? – и онъ улыбнулся самодовольной, покровительственной улыбкой. Гансъ собрался наконецъ съ духомъ и сказалъ:

– Благодарю васъ отъ всего сердца, г. Гейнцъ, но этому не бывать. Ваша Анна прекраснейшая двушка, и я отъ души желаю ей счастья. Она найдетъ лучшаго жениха, чмъ я. Мн было-бы очень жаль, если бы она огорчилась тмъ, что я не могу жениться на ней, но это невозможно. – Гансъ началъ свою рчь запинаясь, но послднія слова произнесъ совершенно твердо.

Булочникъ сначала самодовольно улыбался, думая, что Гансъ по застенчивости не умлъ выразить ему своей благодарности; когда же онъ узналъ его настоящій образъ мыслей, его блдное брюзглое лицо все позеленло отъ злости.

– Какъ, – сказалъ онъ, когда къ нему возвратилась его способность говорить, – такой голякъ, какъ ты, отказывается отъ моей дочери, когда я самъ предлагаю ее? Бродяга! Нищій!

– Бродягу вы можете оставить при себ, хозяинъ! Что же касается до нищенства, то радуйтесь, что вы сами не нищій. Въ другой разъ подождите, пока кто-нибудь самъ не посватается за вашу дочь, и не злитесь на тхъ, кто не хочетъ жениться на ней! А теперь довольно толковать объ этомъ! мн пора на работу.

Булочникъ бросалъ такіе злые взгляды на Ганса, будто хотлъ его тутъ же отколотить; но такъ какъ это легче было пожелать, чмъ привести въ исполненiе, то онъ выхватилъ изъ рукъ Ганса лошадь, которую тотъ запрягалъ, и сказалъ:

– Теб бы здить только на старой кляч, такой же лнивой, какъ ты самъ. Заложи Благо! я еще вчера теб приказалъ.

– Съ вашего позволенія, хозяинъ, – сказалъ Гансъ, становившійся все спокойне, по мр того, какъ возрастало бшенство старика; – вы говорили не о Бломъ; напротивъ, сегодня именно необходимо заложить Буланаго. Дорога должна быть еще хуже вчерашняго.

– А я тебъ говорю, заложи Благо! – закричалъ булочникъ; противорчіе все боле и боле выводило его изъ себя.

– По мн все равно, – сказалъ Гансъ, снявъ сбрую съ Буланаго, котораго булочникъ между темъ отвелъ въ конюшню, и надлъ ее на Благо, – но если случится бда, то пеняйте сами на себя.

Булочникъ не возражалъ боле и ограничился тмъ, что бросалъ яростные взгляды на бднаго Ганса, пока тотъ не заложилъ лошадь, и, держа подъ уздцы, не провелъ ее по двору.

– Сегодня въ послдній разъ ты идешь на мою работу, – сказалъ ему вслдъ булочникъ.

– Мне все равно, – сказалъ Гансъ; но онъ думалъ въ это время о другомъ, а именно о двушк, которая, когда онъ прозжалъ по двору, громко рыдая и прижимая передникъ къ глазамъ, притаилась въ темныхъ сняхъ за дверью, гд, вроятно, стояла уже давно. Это была Анна. Она, врно, все слышала: дворъ былъ не великъ, а говорили громко. «Если бы она все это предвидла, то не стала бы подслушивать», – подумалъ Гансъ и вздохнулъ. Анна ему нравилась, и ему было жаль, что онъ такъ обидлъ ее.

– Проклятый вчерашній поцелуй! – ворчалъ онъ. – Онъ одинъ всему виною. Я бы, разумется, такъ не поступилъ, если бы этотъ негодяй Кернеръ не подъзжалъ опять къ Грет. Разбойникъ Кернеръ виноватъ во всемъ; впрочемъ, я съ нимъ еще раздлаюсь.