Ганс и Грета

Но онъ сейчасъ же спохватился и сказалъ по-французски герцогин, которая, впродолженіе длиннаго допроса, сидла тутъ-же весело улыбаясь, и вставляя лишь изрдка нсколько словъ въ разговоръ, когда герцогъ слишкомъ отдалялся отъ дла.

– Я думаю, другъ мой, двочк лучше уйти отсюда, пока мы будемъ всти переговоры съ ея возлюбленнымъ.

– Хорошо, – сказала герцогиня и, обращаясь къ Грет прибавила: – Поди опять въ ту же комнату и садись у окна. Теперь теб не придется долго ждать.

Грета ушла, и, уходя, еще разъ посмотрла на кроткіе глаза герцогини.

– Боже мой, сказала герцогиня, мнъ длается страшно, когда я подумаю, что мы значимъ для этихъ людей!

– Только прошу не сантиментальничать, – сказалъ герцогъ, – по-крайней-мр въ присутствіи этого молодца. Онъ кажется не изъ мягкосердечныхъ! – И онъ позвалъ камердинера.

– Онъ тамъ?

– Въ пердней, ваша свтлость!

– Каковъ онъ на видъ?

– Отчаянный, ваша свтлость!

– Кто сопровождаетъ его?

– Два человка изъ тюремнаго караула, ваша свтлость!

– Они въ пердней?

– Точно такъ, ваша свтлость!

– Пусть стоятъ тамъ!

– Слушаю-съ, ваша свтлость!

– Введи его!

– Слушаю-съ, ваша свтлость!

Расторопный камердинеръ вышелъ неслышными шагами изъ комнаты, отворилъ дверь въ перднюю и сдлалъ знакъ рукою. Гансъ въ ту же минуту вошелъ въ кабинетъ и остановился у двери, которая затворилась вслдъ за нимъ. Съ Ганса едва успли снять арестантскую куртку и замнить ее рабочей блузой; только коротко остриженные волосы напоминали о мст, откуда его привезли. Даже блдность, отпечатокъ тюремнаго заключнія, исчезла съ его лица, съ тхъ поръ какъ силача Ганса стали употреблять преимущественно на разныя работы на свжемъ воздухе.

Онъ сильно загорлъ и смотрлъ по прежнему бойко и смло. Гансъ зналъ дисциплину; – ему не разъ доводилось стоять на караул у высокихъ особъ, и не разъ онъ удостоивался чести отвчать на ихъ вопросы. – Гансъ и остановился на приличномъ разстояніи у дверей, вытянувшись въ струнку и держа въ правой руке военную фуражку, возвращенную ему въ этотъ же день. Онъ не понималъ, что все это значить; онъ зналъ только, что его свтлости угодно предложить ему нсколько вопросовъ, и Гансъ стоялъ у дверей и ждалъ, что именно угодно будетъ спросить его свтлости.

– Каковъ! – сказалъ его свтлость обращаясь къ герцогин. Потомъ онъ обернулся къ Гансу и скомандовалъ: – Подайся впередъ! Стой! Ты служилъ въ военной служб?

– Точно такъ, ваша свтлость!

– Гд?

– Въ первой рот втораго гвардейскаго полка.

– Это сейчасъ видно, – сказалъ герцогъ, обращаясь къ герцогин, которая, вроятно, поняла этотъ политическій намекъ и отвчала на него ласковымъ наклоненіемъ головы. Герцогъ опять взгляну лъ на Ганса.

– Ты приговоренъ къ тюремному заключенію въ смирительномъ дом?

– Точно такъ, ваша свтлость!

– И теб очень хотлось бы выбраться оттуда? Это дло возможное, если ты назовешь мн своихъ сообщниковъ.

– Въ такомъ случа я остаюсь въ тюрьм, ваша свтлость.

– Разв ты не желаешь быть на свобод?

– О нтъ, ваша свтлость, напротивъ, но хотя я браконьеръ, но не доносчикъ, и я думалъ…

– Что ты думалъ? говори смло!

– Я думалъ… если бы ты Гансъ былъ судебнымъ слдователемъ, то тебя не нужно было бы наводить на слдъ, ты самъ бы разузналъ въ чемъ дло.

– Я такъ и говорилъ, – сказалъ герцогъ, обращаясь съ своею обычною живостью къ жен, – Геккефенигъ оселъ.

– Точно такъ, ваша свтлость! – сказалъ Гансъ.

Герцогъ закусилъ себ губы, а герцогиня, слегка наклонившись, начала расправлять складки своего платья.

– Однимъ словомъ, я тебя прощаю, – сказалъ герцогъ, – но зато ты долженъ мн разсказать вс, что касается собственно тебя. На первомъ допрос ты показалъ, что первый выстрлъ на лужайке у пруда сдланъ не тобою, но посл ты отрекся отъ этого показанія.

– Отрекся, ваша свтлость, и удивляюсь, что они поврили мн тогда. Съ того мста, где нашли фуражку, я никакъ не могъ стрелять въ оленя. Выстрлъ былъ направленъ съ противуположной стороны. Я бьюсь объ закладъ, что ваша свтлость сейчасъ бы это сообразили.

– Ну, оставимъ первый выстрлъ въ стороне, – сказалъ герцогъ: намекъ Ганса на его известное искусство въ стрльбе пріятно подйствовалъ на него. – А кто же стрлялъ во второй разъ и куда двалось твое ружье и тотъ олень, котораго ты застрелилъ въ Ландграфскомъ ущельи?

Гансъ смшался, его серые глаза засверкали, и онъ сказалъ:

– Такъ какъ вашей свтлости угодно было меня помиловать, то…

– Не совсмъ еще, любезный другъ!

– Нтъ, ваша свтлость, вы не смялись бы и ея свтлость не глядла бы такъ милостиво и ласково, если бы вы ршились нарядить опять въ арестантскую куртку бдняка, который уже полгода не надевалъ платья приличнаго честному человку! Вы спрашиваете, где ружье? Теперь я могу сказать вамъ: оно лежитъ на дн нашего пруда. Всякій умный человекъ сталъ бы сейчасъ же его тамъ искать.

– Хорошо. А олень?

Смуглое лицо Ганса слегка передернулось.

– Этого я не могу сказать, – пробормоталъ онъ.

– Даже и тогда, если я опять отошлю тебя въ тюрьму?

Гансъ взглянулъ черезъ открытую дверь на голубыя горы. Изъ его большихъ срыхъ глазъ дв слезы скатились на смуглыя щеки.

– И тогда не скажу, – отвчалъ Гансъ тихо, но ршительно.