Гарабомбо-невидимка

Кайетано гордо положил листы на зеленое сукно. Сержант налил себе еще водки.

– Какие подписи, к чертовой матери! Говори, кто тебе вбил эти мысли? Ты человек темный, законов не знаешь. Что там у вас творится? Что ты замышляешь?

– Ничего не замышляю, сеньор сержант, – беззлобно улыбнулся Амадор. – Меня только выбрали!

– Почему других кандидатов не было?

– Никто не хочет. Трудно это, сеньор сержант.

– Ах, так!

Сержант встал и подошел к нему. Кайетано почувствовал запах перегара.

– А почему решили сменить Санчеса?

– Не хлопочет он о нас, сеньор сержант. Чинче теперь растет. Народу много. Земли нам не хватает. А он ничего не делал. Не хлопотал, чтобы от помещиков нам прирезали!

– Нечего и хлопотать. С какой стати?

– Это старая тяжба, сеньор. Суд в Уануко два раза нам присуждал.

– Та-ак…

– Постановили, чтоб у помещиков забрать и отдать нам.

– Сколько получаете?

– Ничего мы не получаем. Мы даром работаем, сеньор сержант.

– Как же вы уплатите, так-перетак? Сам не знает, что порет! Кто тебя подучил?!

– Никто, сеньор сержант.

Сержант Астокури развернулся получше и ударил его прямо в лицо. Амадор пошатнулся. Алая борозда появилась на его губах. Прежде чем он встал прямо, Уаман и Пас схватили его за руки. Сержант Астокури быстро, как на ринге, ударил его в живот. Амадор согнулся. Астокури, бывалый боксер, любил поразмяться. Прикрываясь рукой, словно и впрямь на ринге, он нанес несколько ударов, дал отдышаться и начал снова.

– Кто подучил, скотина?

Удар.

– Кто тебе это в голову вбивает?

Удар. Кайетано обвис, жандармы разняли руки, безжизненное тело шлепнулось на цементный пол.

– Ведро воды! Эти индейцы – гады, каких мало! Только и знают, что врать!

В самом Астокури смешалась кровь индейцев, негров и белых но он ругал индейцами всех и вся. Жандармы принесли воду, плеснули в бледное лицо, но Амадор лежал как мертвый.

– Притворяется! Лейте в уши.

Пас умудрился влить воду в ухо. Тогда, от боли, Кайетано понемногу очнулся. Из темного тумана доносилась матерная брань. Он почти не почувствовал, как его отволокли в подвал. Когда он открыл глаза, незнакомые индейцы растирали его дрожащими руками. И он снова потерял сознание.

Глава семнадцатая Правда о поединке между сержантом Астокури и самим Ремихио

– Ремихио! – крикнул дон Крисанто, дуя на руки, замерзшие от утреннего ветра.

Ремихио молчал.

– Вот тебе хлеб и сыр!

Булочник скрылся в тумане, но через несколько шагов снова крикнул:

– Дон Эрмохенес хочет, чтобы ты написал ему письмо!

Ремихио еще полежал клубочком под ивой. Солнце сражалось где-то на. невидимых вершинах. Наконец он поднялся, взял хлеб, откусил кусок и написал: