Garaf

   Поднялся шум и гам, всадники - и волчьи, и люди - соскакивали наземь, рассёдлывали своих животных. Пленных усадили на траву - цепочкой, как они были скованы. И Пашка удивился, увидев, как именно к нему подошёл один из младших людей. Что-то сказал, толкая мальчишку носком мягкого сапога в бедро. Пашка напрягся... и тут вмешался Туннас. Он что-то насмешливо объяснил - и эта насмешка была не над Пашкой. Видно, её ощутил и рыжий - он ударил Туннаса в плечо ногой, опрокинув на спину, Пашку дёрнуло вбок. Туннас тут же сел снова и молча показал скованные руки. Тостяк окликнул младшего соратника, и тот потупился. Потом сломал ветку сухого вереска, показал Пашке. Помахал перед носом - мальчишка невольно отшатнулся. Рыжий показал, как берёт охапку, мотнул головой, сделал какое-то странное движение... как будто ложкой ест...

   И Пашка понял - посылают за дровами...

   ...Что ж. Мысль о побеге, конечно, пришла - пришла сразу, как только щёлкнули под большим ключом тяжёлые наручники. Но была она похожа на перепуганного кролика, который бежит в свете фар, не зная, что уже, в сущности, пойман. А ещё - как только Пашка отошёл от стоянки - он увидел, что следом идёт волк. Один из орочьих. А никто из конвоя в сторону карабкающегося по осыпи мальчишки и не смотрит.

   Страх мгновенно лишил мальчишку собственных мыслей и желаний. Под взглядом человеческих глаз зверюги он заледенел и двигался, как автомат. Наломал росшие в расщелинах, ещё не зазеленевшие после зимы, сухие стволики берёзок - много, еле дотащить. Отволок к стоянке.

   Волк шёл следом.

   Рыжие люди на Пашку не смотрели. Только когда он сложил принесённое, старший - глянув мельком - перебросил мальчишке что-то... а! Кремень и кресало. Кремень был, скорее всего, кварцем. А кресало - похоже на кусок напильника. Как всем этим пользоваться - Пашка в теории знал и даже с интересом попробовал бы... если бы не обстоятельства.

   - Трут... - сказал он, кашлянул и повторил. - Трут... надо... Так не загорится.

   Люди переглянулись. Самым странным и... и жутким было то, что у лица у них были не злые, не жестокие, не насмешливые - усталые, особенно у старшего. Равнодушные даже. В глазах - непонимание, но снова без злости. Но потом один из молодых - не тот, который расковывал Пашку - ворча, встал, потянулся, потёр под смех двух остальных отбитый о седло зад... И принёс от сложенных сёдел коробку, из которой достал что-то, похоже на комок из тонких ниток. Пашка, взяв это в руки, понял - сухой мох.

   Ну что ж... Как ни странно, но трут занялся сразу - Пашка не ударял кремнём о кресало, а скрёб (где-то читал) - и искры сыпались градом. А складывать костры (сейчас он сложил обычный "шалаш") он умел уже сто лет. Вскоре огонь заплясал вовсю - берёза хорошо горит и сырая - и молодые конвоиры оживились, стали вгонять в землю по сторонам костра металлические стояки, потом один приволок здоровенный котёл, а второй вместе с Пашкой пошёл за водой - с двумя кожаными вёдрами. Причём одно тащил сам.

   Вода текла в сотне шагов от лагеря, струёй из-под двух нависших балкном камней. Пашка сунулся к ней - только сейчас ощутил, что внутри всё спеклось в камень - и получил в ухо.

   Удар был нанесён без злобы, но с такой силой, что Пашку швырнуло на камни, слышать левым ухом он перестал, а эта сторона головы онемела.

   Мальчишка вскочил и бросился на рыжего. Целя под дых правой, а левой - рабочей - прикрываясь. И - сумел! Рыжий не знал, что Пашка левша. И словил хук в челюсть. Причём классный - на ногах рыжий устоял только потому, что грохнулся спиной в отвесную каменную глыбу...

   ...Да.

   Что скажешь?

   Так Пашку не били ещё никогда в жизни. Рыжий быстро раздавил организованное сопротивление мальчишки (которое тот всё же оказал и пару раз попал удачно) и умело молотил кулаками - поднимал упавшего и бил снова. Когда Пашка перестал сопротивляться (просто потерял сознание) - позволил упасть (упавшего не ударил ни разу) и отлил водой.

   Пашка привстал и плюнул ему на сапог кровью из лопнувшей изнутри левой щеки. Рыжий не стал его бить больше - вздохнул вдруг как-то странно, чуть ли не сочувственно, и стал сам набирать воду в вёдра...

   ...Оказалось, что кормить горячим будут и рабов (орки давно что-то пожрали и просто валялись на каких-то подстилках, галдели или спали; волки бродили вокруг - то ли охотились, то ли дозор несли, то ли и то и другое...). Впрочем, Пашку это не обрадовало. Он лежал на сдвинутых ногах Туннаса и ещё одного молодого парня (не на сырую же землю валиться?) и шипел - Туннас вытирал ему лицо намоченным в талой воде краем Пашкиной же майки, что-то одобрительно приговаривая. Пашка через силу улыбался. Странно. Ему было больно, офигенно больно. И в то же время как-то... бодрее он себя, что ли, чувствовал? Немного побаивался продолжения - сейчас разложат на камнях и отлупцуют плётками. Но люди сюда даже не смотрели и говорили про что-то своё, по очереди пробуя из котла.

   Ну что ж, вломили крепко... Помимо рассечённой щеки - шатались два зуба. Болели рёбра и ныло ухо.