Президент намекал на оставшийся в тайне инцидент, имевший место восемь месяцев назад: советская подлодка, вторгнувшаяся в трехмильную зону в районе Сан-Франциско, была немедленно обнаружена и потоплена кораблями и вертолетами ВМФ США. Ни американцы, ни русские не хотели предавать инцидент огласке.
Наступило зловещее молчание. Когда несколько секунд спустя премьер заговорил, его слова падали медленно и резко, в них звучала неприязнь:
— Ваши летчики сошли с ума?
— Не знаем, господин премьер. Не исключены технические неполадки. Установить радиосвязь мы не сумели, видимо, препятствуют ваши глушилки. Сейчас самолеты летят, повинуясь, видимо, приказу, который передается машинами. Но точно мы не уверены. Я могу сказать вам лишь одно: произошел несчастный случай. Мы не пытаемся ни спровоцировать войну, ни начать всеобщее нападение на Советский Союз.
— Почем это знать темному русскому вроде меня? — резко спросил премьер, по-прежнему сохраняя интонации снисходительного упрека. — Почем мне знать, не идут ли на нас волны ваших самолетов так низко, что их не видит радар? Почем мне знать…
Снова, кивнув Баку, президент перебил его:
— Ваши средства слежения, господин премьер, предоставляют вам почти ту же информацию, что мои мне. И если вы дадите мне время объяснить, я надеюсь доказать вам, что мы считаем происшествие серьезным, полностью принимаем ответственность за него и пытаемся исправить положение.
Президент замолчал. Молчание затянулось, превращая вежливую паузу в противоборство характеров. Бак поежился в кресле, опять ощутив себя маленькой мошкой в мощных жерновах. Неприятное ощущение, чисто физически.
— Продолжайте, господин президент, — сказал премьер.
— Как вас уже информировали ваши люди, каждую бомбардировочную группу сопровождает к рубежам эскорт истребителей, — объяснял президент. — В ближайшее время ваши службы слежения доложат вам, что эти истребители, дав форсаж, предприняли попытку перехватить и сбить наши бомбардировщики. Это делается по моему непосредственному приказу. У трех истребителей уже вышло горючее, и они, по всей вероятности, упали в море.
Снова короткая пауза, но уже совсем другая.
Когда премьер заговорил снова, Бак уловил волнение в его словах:
— Вы приказали американским истребителям сбить американские бомбардировщики? Так я вас понял?
— Вы меня поняли совершенно правильно, — подтвердил президент. — Я уже это приказал. Если табло слежения в пределах досягаемости, вы сможете убедиться сами, что истребители легли на обратный курс и пытаются перехватить бомбардировщики.
— Табло находится у меня перед глазами, господин президент, — ответил премьер. — Мои эксперты уже отметили изменения в числе ваших истребителей. — Он помолчал. — Мы не уверены, что они действительно выпустили ракеты по вашим бомбардировщикам. Мы не уверены до сих пор, что у них вышло горючее. Возможно, они пикируют, чтобы уйти от наших радаров, и идут домой на базы — или на Россию…
— В таком случае у вас плохие радары, сэр. Мы ясно видели, как три наших истребителя выпустили ракеты, упав затем в океан. На высоте двадцати тысяч футов пилоты автоматически катапультировались, и их капсулы были отчетливо видны на наших экранах.
— И на наших тоже, господин президент, — мягко сказал премьер. — Я отнюдь не сомневался, что они предпринимают усилия, просто хотел услышать ваши объяснения. Также я хотел услышать, что приказ о преследовании был отдан лично вами. — Он опять замолчал, и, когда заговорил снова, в словах прозвучали странные интонации: — Тяжело посылать людей на верную смерть, правда?
— Да, — ответил президент просто.
Снова Бак услышал приглушенный разговор на другом конце провода, но сумел разобрать лишь несколько слов. Бак быстро написал в блокноте: «Кто-то пытается убедить премьера, что его морочат, что надо нанести ответный удар всей мощью» — и подвинул блокнот президенту.
Внезапно в трубке отчетливо раздался голос премьера:
— Нет! — яростно отрезал он. — Решения буду принимать я сам!
И его голос снова зазвучал размеренно и спокойно:
— Кое-кто из моих советников, господин президент, уверен, что и «несчастный случай», и ваш звонок — обман. Хотят немедленно нанести ответный удар. Я запретил. В конце концов, нарушение воздушного пространства СССР еще не имело места. Однако должен сказать вам, что, если вашим истребителям не удастся сбить ваши бомбардировщики, мы будем вынуждены сделать это сами. Затем приведем в состояние повышенной готовности МБР и иные средства возмездия. На тот случай, если за «несчастьем» скрывается нечто более серьезное. Одна-единственная эскадрилья ваших бомбардировщиков меня нисколько не беспокоит. С ними мы справимся. Но ваши истинные намерения мне пока не ясны. Я приму меры предосторожности.