Гарантия на любовь

«Я никогда не оставлю своего малыша, никогда не причиню ему боль и не стану его наказывать, – молнией пронеслась в мозгу мысль, – он получит лишь любовь от меня, даже если мне придется учиться любить с нуля».

Алек закрыл глаза, медленные минуты проходили. Кто-то принес ему кофе в пластиковом стаканчике, но он не притронулся к нему. Когда наконец вошел доктор в сопровождении сестры, на сей раз другой, Алек вскочил и вдруг понял, что такое истинный страх. Руки его были холодными и липкими, сердце колотилось в груди.

– Как она? – требовательно спросил он.

– Немного напугана и до сих пор в шоке, но мы сделали ультразвук…

– Ультразвук? – На миг Алек призадумался, внезапно поняв, что все это время думал на греческом, и английское слово вызвало у него замешательство.

– Мы должны были убедиться, что беременность можно сохранить, и я с радостью готов вам сообщить, что все хорошо.

– Сохранить, – непонимающе повторил он.

– Ребенок в порядке, – мягко сказал врач, точно беседуя с ребенком. – У вашей жены было небольшое кровотечение, такое бывает на ранних сроках – но теперь нужно будет вести себя очень аккуратно. Это означает – никакой спешки, никакого катания на лошади, – доктор улыбнулся, словно желая подготовить его к неприятному известию, – И, боюсь, никакого секса.

Алека провели в комнату Элли, где она лежала на узкой больничной кровати, белая, как простыня. Глаза ее были закрыты, белокурая челка – влажной от пота, а изогнутые брови казались угольно-черными на молочно-белой коже.

Она не пошевелилась, и Алек, памятуя слова врача, бесшумно присел на стул возле ее кровати, накрыв своей ладонью ее руку. Он потерял счет времени – казалось, весь мир отступил на второй план. Он считал секунды по медленным каплям – в ее вене была игла, и у кровати стояла капельница.

Он не сводил с нее глаз, так что не сразу заметил, что Элли очнулась – повернув голову, наткнулся на взгляд ее серых глаз. Он попытался прочесть их выражение, но не смог.

– Привет, – сказал он.

Она не ответила, лишь отняла от него руку, затем попыталась приподняться и прикоснулась к животу, в глазах застыл немой вопрос:

– Ребенок?

Он кивнул:

– Он в порядке.

Элли издала сдавленное рыдание и упала на подушки, губы ее дрожали:

– Значит, мне не приснилось.

– Что?

– Кто-то пришел, – она облизнула губы и замолчала, точно не в силах говорить. – Они положили что-то холодное мне на живот. Вращали им. Сказали, что все будет хорошо, но я подумала…

Она не закончила фразу, и Алек почувствовал, что теряет рассудок от горя, думая: «Ты сам виноват, если бы ты не отталкивал ее, пытаясь навязать свои дурацкие правила, тогда бы ты смог утешить ее сейчас, обнять и сказать ей, что все будет хорошо».

Но он не мог сделать всего этого, не мог дать ей гарантии на будущее, не будучи уверенным в себе. Она не поверит его обещаниям. Пока он мог лишь позаботиться о том, чтобы она ни в чем не нуждалась.

– Ш-ш-ш, – сказал он нежно, и она закрыла глаза, будто не в силах вынести его взгляда. – Доктор говорит, тебе нужно беречь себя.

– Я знаю, – произнесла она, и слезы потекли из-под ее ресниц.

Элли провела ночь в больнице, а на следующий день ее выписали. Она попробовала отказаться от кресла-каталки, уверяя, что вполне может дойти до машины.

– Они сказали беречься, – резко сказала она, – а не жить как инвалид следующие шесть месяцев.

– Я не хочу рисковать, – твердо ответил он, и в голосе его была сталь. – Если не сядешь в кресло, я возьму тебя на руки и понесу на парковку, а это вызовет ажиотаж. Решай, Элли.

Она вспыхнула, но не стала протестовать, и он отвез ее в каталке к машине. До самого возвращения домой Элли не промолвила ни слова, а там Алек усадил ее на мягкий диван и заварил ее любимый имбирный чай.

Элли посмотрела на него с подносом в руках, лицо ее было бесстрастным. Она глубоко вздохнула.

– Так что ты собираешься делать со своим братом?

Горло его сжалось. Она была беспощадна.

– Братом? – повторил он, точно в первый раз услышал это слово. Да, он провел сутки, пытаясь забыть об этой новости. – Сейчас меня беспокоит лишь ребенок и ты.

– Не меняй тему, – заметила она. – Тебе, конечно, это удобно. Но я не собираюсь сдаваться, Алек. До того, как я оказалась в больнице, мы обнаружили кое-что поразительное о твоей…

– У меня нет брата, – оборвал он ее. – Поняла?

Она расстроенно покачала головой.

– Я поняла, что ты упрям, точно осел. Можешь ненавидеть эту журналистку и ее сообщение, но это не значит, что она сказала неправду. Зачем ей врать?

Алек сжал руки в кулаки, и новая волна беспомощности накатила на него, он попытался возразить:

– Я не хочу больше это обсуждать.

Она пожала плечами, негодование на ее лице сменилось каменным выражением.

– Как пожелаешь. Уверена, ты поймешь, почему я не хочу больше делить с тобой постель. Я переезжаю к себе в спальню.

Алек поежился. Это не было новостью для него, но задело его больше, чем он рассчитывал. Но что-то вынуждало его держаться за то, что их еще связывало, – интересно, он боится потерять именно ее или просто не привык к потерям?