- Все работают, все рожают,- прошамкала завистливо столетняя старуха с клюкой. - Почему одной Наташке такая милость?
- Не шумите, православные! Неужели впрямь Наталья не гниет?- Староста тяжело опустился на колени и сунул под аккуратно сложенные бабушкины персты свой красный, в прожилках нос.- Мятой пахнет. - Лицо старосты выражало неподдельное изумление.- Святая, точно. Принесет нам Наталья великие блага. Ни у кого на сто верст в округе такого не было.
Прибежавшие с гумна анашкинские мужики стали подсовывать под гроб полотенца.
- Так понесем, на руках! Все понесем!- раздались крики.
Бабушку опять поставили на стол. Гроб украсили пижмой, луговыми васильками и гроздями краснеющей рябины. Бойкие невестки принялись обтирать стены и мыть пол, а Вера поставила большую квашню теста. Суета была, как на Пасху.
Алексей, спасаясь от шума и суеты, пошел на озеро, сел на камень. Одинокая старуха на мостках полоскала белье, спеша скорее кончить работу и бежать на анашкинский двор. Взметая пыль, проехал мужик в телеге - повез в соседний приход благую весть. Из камышей вылезли на берег гуси и с гвалтом, словно обсуждая последние деревенские новости, принялись охорашиваться, топоча красными лапами.
«Может быть, в этот самый момент Софья читает мою записку», - подумал Алексей.
«… я буду ждать тебя завтра около скита.Знаешь овражек за березовым лесом, где чистый орешник, где ключ из-под камня бьет? Там и буду ждать. Если не выпустят тебя сестры за стены, сообщи, как нам встретиться. Алексей Корсак, бывшая Аннушка».
«Не так написал,- ругал себя Алексей. - Сухо написал, не ласково. Да забыл добавить, что если завтра не встретимся, то я и послезавтра приду, всю неделю буду ходить, весь месяц…»
Лодка с младенцами вернулась только под вечер. Тихие и благостные матери чинно вылезли на берег, ласково прижимая к груди окрещенных младенцев. Большого труда им стоило уговорить сестер на обряд. «Не положено,не по чину, да мыслимо ли?…»- говорили схимницы, но потом пожалели детские души и перекупали всех младенцев в озере с необходимым ритуалом.
- Передала? - спросил Алексей, отведя Катеньку в сторону. Девочка кивнула головой и поспешно начала чертить узоры на песье, сосредоточив все свое внимание на кончике босого пальца.
- Есть ответ?
- Нет. Они как записочку вашу прочитали…
- А никто не видел, как ты передавала?
- Не-е-т… Я понимаю. Они как прочитают да как головку вскинут и говорят: «Ах», да так на траву и сели.
- А ты что?
- А я жду. Говорю: «Что передать?» А они тогда на ножки вскочут да как закричат: «Быть не может, быть не может!»- и бегом от меня.
- Это в скиту было?
- Нет, они в лесу гуляли.
«Значит, выпускают Софью за стены, - подумал Алексей. - Завтра увижу ее. Неужели это будет?…»
- Барин, а вы что бледный такой? - испуганно спросила Катенька, глянув на Алексея.- Бледный, бледный, - девочка зажмурилась, - как в инее.
Алексей пожал плечами и через силу улыбнулся. «Громы-молнии небесные! Тут ноги не держат, душа с телом расстается, отлетает, словно облачко, а она - «бледный»…»
Вокруг анашкинского дома народу набралось, как на крестный ход. Про чудо прослышали по всей округе. Из соседних сел шли пешком, ехали иерхами, все желали посмотреть на нетленную бабушку. Алексей с трудом отыскал в толпе Игната.
- Здесь,Алексей Иванович,такие дела! Святая она- бабушка,теперь доподлинно известно. Чудо! Отец Феодосий сейчас придет.Облачается, говорят. Епитрахиль надевает.
- А как же запрет архиерея?
- К архиерею Савве дьячок послан. Отец Феодосий говорит: «Сие чудо есть великий знак». Смирится архиерей.
Народ все прибывал.
- Идет, идет… - раздалось вокруг, и люди упали на колени. Отец Феодосий важно прошествовал по живому коридору. Алексей пошел за ним.
Бабушка Наталья лежала невозмутимая,строгая, но где-то в уголках бескровного рта затаилась усмешка, словно и не покойница она, а именинница. Отец Феодосий долго смотрел в лик трупа, потом пощупал руки - холодные, поднес к губам зеркальце - не затуманилось.
- Уснула,- прошептал едва слышно Алексей в ухо священнику.- Такое бывает, я слышал. Называется - летаргия.
- Литургию- знаю, летаргию- нет! - злым шепотом отозвался священник, цепко обвел глазами присутствующих в избе и, набрав воздуху в легкие, зычно, набатно гаркнул: «Чу-у-до!»
- О господи, да она же спит! - закричал Алексей, но его никто не слушал.
Отец Феодосии, воздев руки, пел «Свете тихий», и толпа повторяла слова вечерней молитвы. Игнат дернул барина за камзол, и Алексей вслед за всеми упал на колени.
Когда экстаз пошел на убыль, отец Феодосиий стал деловито отдавать распоряжения- куда и когда нести бабушку Наталью.
- Спит не спит, потом разберемся,- бросил он Алексею через плечо.- Ты про архиерея не забывай!- И, смутившись, что стал отчитываться в своих поступках перед заезжим молодым человеком, насупился, крякнул и широко перекрестился.
Чуткое ухо старосты уловило это «спит», и шепот пошел по рядам. «Уснула… А хоть бы и уснула. Нам бы так уснуть! А проснется ли? Мы помрем, наши дети помрут, а она, нетленная, будет себе в чуланчике лежать, ждать своего часа…»