Гардемарины, вперед!

— В Париж? Прямо сейчас? — засуетился Гаврила. — Куда ж я в мокром-то? И компоненты надо уложить. У них там, в Париже, поди, ни пустырей, ни болот…

— Не волнуйся. Успеешь обсохнуть, — успокоил его Никита.

— Кха… О Париж! О Сорбонна! — Гаврила приосанился и неожиданно тонким, скрипучим фальцетом запел: — «Гаудэамус, игитур, ювенэс дум сумус…»

— Гаврила, ты пьян. Ради всего святого, не надо латыни!

— Пусть поет, — улыбнулся Саша. — На этот раз латынь к месту. Будем веселиться, пока мы молоды! Вперед, гардемарины!..

Мчится карета по прямому, как мачта, тракту. Шумят желтеющие березы, солнце сияет… Задержка у шлагбаума — проверка документов. Чужие мундиры, чужая речь…

И опять несется карета. Стучат подковы по каменной мостовой. Мелькают чистые домики под красной черепицей…

На большом пароме карета вместе с нашими героями переправляется через реку. На другом берегу — незнакомый город с остроконечными соборами и дворцами.

И вот они уже сидят в небольшой уютной, богато обставленной столовой. Стол накрыт на четыре персоны, в хрустальной вазе — осенние цветы, горят свечи.

Гаврила, в парике и нарядном камзоле, внес на огромном блюде запеченного фазана, обложенного фисташками и шампиньонами. Ловко орудуя лопаточкой, он разложил дичь по тарелкам и вытянулся, как на параде, за спиной барина, седого человека шестидесяти лет.

— Мы по делу, отец, — сказал Никита.

Старый князь Оленев ласково положил руку на плечо сына. Никита вздрогнул и замер под этой рукой.

— Ваше сиятельство, — почтительно сказал Саша, — мы прибыли по поручению… секретному поручению, — он сделал ударение на слове «секретному», — от их сиятельства Алексея Петровича Бестужева. Велено передать вам… — Он протянул пакет.

Князь Оленев углубился в чтение, лицо его стало серьезным. Молодые люди молча ждали. Кончив читать, князь пристально всмотрелся в каждого из них…

— Государственные поручения — удел стариков, — наконец, сказал он. — Или Россия так помолодела? Доброе предзнаменование… Вам необходимо узнать, где имеет жительство кавалер де Брильи?

— Так точно, — неожиданно для себя отчеканил Саша и смутился.

— Это нетрудно выяснить, — сказал дипломат и вышел из-за стола. — Погодите, я сейчас…

Гаврила удалился вслед за князем.

— Ну Никита, если б я знал, что ты такой… важный… — шутливо протянул Саша.

— Перестань, — остановил его Никита. — Я сам себе не верю. Я не видел отца целых пять лет, с тех пор, как меня отослали в навигацкую школу. Признаться, я крепко струсил, все боялся, что отец меня не признает.

Вошел князь с папкой в руке, сел на прежнее место и раскрыл бумаги на закладке.

— Та-ак, — начал он. — Дворянин де Брильи, Серж-Бенджамен-Луи-Жермен-Симон, тридцати пяти лет от роду, шевалье трех орденов, в том числе ордена Святого Людовика, — князь оторвал глаза от бумаги, — отчаянный господин… Далее, — он перевернул лист, — доверенное лицо из свиты маркиза де Шетарди. Проживает в своем родовом замке в шестидесяти верстах от Парижа по дороге на Эперне… — Оленев закрыл папку и снял очки. — Может быть, назвать его обиталище замком слишком сильно, де Брильи небогат, но французы спесивы, любой загородный наследственный дом горазды называть замком… Шевалье проживает там после своего неудачного вояжа в Россию. Но я думаю, что немилость Шетарди временная, он погневается для виду и, конечно, простит де Брильи. Как любой азартный игрок, Шетарди любит отчаянных людей…Н-да, — вздохнул князь и серьезно посмотрел на друзей.

Вид у всех троих был ничуть не испуганный.

— Чем могу быть полезен? — спросил князь. — Лошадей я дам, проезд обеспечу…

— Спасибо, отец…

— А теперь — спать. Отдохните с дороги…

Князь Оленев и Никита сидели в гостиной у горящего камина. Князь переоделся в халат, правая нога его стояла в ведре, наполненном горячей водой. У ведра суетился Гаврила, сыпал в воду какие-то порошки.

— От падагры нет лучшего средства, чем брусничный лист, — говорил Гаврила, — а у них тут, поди, и брусники-то нету. Ладно, что-нибудь придумаем, ваше сиятельство.

— Иди, Гаврила, — князь откинулся в кресле, поудобнее устроил ногу и обратился к Никите. — Ну вот, теперь можно поговорить, — он легко дотронулся до руки сына. — Боже мой, как ты вырос! Когда из кареты стали выпрыгивать эти молодые люди, я, грешным делом, не узнал тебя.

Никита рассмеялся.

— Ну и чему же ты собираешься учиться?

— Всему, — беспечно отозвался Никита. — Для начала я бы хотел поступить в Сорбонну.

— В Сорбонну? — князь посмотрел на сына с удивлением. — Ты хочешь заниматься богословием? Неплохая карьера для сына князя Оленева — стать капуцином!

— Но я вовсе не хочу заниматься богословием, — Никита был смущен. — Я думал, что Сорбонна и университет это одно и тоже. Гаврила говорил…