Гарденины, их дворня, приверженцы и враги

- Я слышал, вы многое делаете в этом отношении? - спросил Гардении с прежним полупечальным, полузадумчивым выражением, следя за дымом сигары.

- Это статейки-то помещаю о наших туземных делах?

Не знаю, как вам сказать... Но дело не в том-с... Молодое растет, свежие побеги дают отпрыск, - вот в чем дело, Рафаил Константиныч!

- А! Что за дряблость в молодом, если б вы знали!..

- Совершенно верно-с, но мы говорим о разном. Вы разумеете, надо полагать, свой круг, столицы, города?

Ежели судить по тому, что доводится читать, - совершенно верно. Но я не об этом-с. Деревня дает ростки, в селах, в уездных городишках возникает новое... Нужно брать его в расчет-с! Ах, что говорить!.. Поверите ли, Рафаил Константиныч, кажется, уж на самом дне живу... Вижу, что совершается... Не буду спорить: избыток всякой гнусности чрезмерный... Нищета, пьянство, нравственное оскудение...

все так. Со всем соглашусь. И, однако, за всем тем, поверьте, вырастает здоровое, крепкое зерно. Случалось ли вам встретить деревенского парня, ну, эдак, кончившего хорошую школу и приобыкшего к книжке? Ах, боже мой, какая это прелесть!.. Да недалеко ходить, у вас посельным писарем теперь Павлик Гомозков.

- Вы меня интересуете. Я ведь очень мало знаю людей в Анненском. Где же он учился? В земской школе?

- Не в земской, но это все равно: прелестная была учительница... Жена вашего управляющего.

Гардении с удивлением поднял брови.

- Переверзева? - спросил он. - Странно. Правда я ее знаю очень мало, но она произвела на меня впечатление очень нервической и довольно пустой особы... Наряды эти... Ездит в Ялту. Говорит о чувствах, о прекрасном...

Как странно!

Николай вздохнул.

Давненько я с ней не встречался,- проговорил он. - Ведь вы энаете, Рафаил Константиныч... сколько?

Да вот лет двенадцать я не был в Гарденине!.. Что у вас делается, слышу, - недаром на тычке живу! - и он усмехнулся, - а самому не приходилось заглядывать. Говорят большие перемены!..

- О да... Помните, мы с вами рыбу ловили?.. Как это давно... Действительно большие перемены. Мне не все нравится... Например, винокуренный завод... Но брат говорит что Яков Ильич прекрасно хозяйничает.

- Да-с Вот Юрий Константиныч... где они теперь?

Л слышал, блистательную карьеру делают?

Насмешливая улыбка мелькнула на лице Гарденина и тотчас же сменилась сдержанным, серьезным выражением - О да! - сказал он. - Ведь вы знаете, Юрий женился? На княжне Дорогобужской. Это страшно богатые люди. К новому году, вероятно, дадут бригаду... Он идет идет... Maman очень счастлива.

- Татьяна Ивановна все по-прежнему-с?

- То есть как?.. Да, все по-прежнему.

- А в Гарденино уж не ездят!

- У жены Юрия имение в Крыму: maman там живет.

Или за границей... Зимою в Петербурге. Действительно, здоровье ее плохо.

Рафаил Константиныч произнес последние слова особенно внушительно: точно Татьяна Ивановна нуждалась в оправдании и вот он оправдывал ее. Несколько времени ехали молча.

- А позвольте спросить... - нерешительно выговорил Николаи, понижая голос почти до шепота, - позвольте спросить, Рафаил Константиныч... где теперь Лизавета Константиновна ?

Лицо Гарденина омрачилось, его темные глаза сделались еще более печальными - А, бедная Элиз! - воскликнул он как бы про себя и, помолчав, добавил растроганным голосом: - Вы ее помните?

- Еще бы-с!.. Луч просиял в темноте, - вот как я ее помню!

- Все там же... все там... - Гардении сказал, где сестра. - О ее муже, конечно, слышали?

- Слышал, слышал-с... Слишком всем известно. И зачем?.. Зачем?..

Оба задумались. Четверня однообразно шлепала по грязи. Во все стороны простирались обнаженные обобранные поля, особенно печальные в этом прозрачном воздухе, под этим ярким осенним солнцем. Там и сям пестрели деревушки, желтели увядшие леса.

В молчании доехали до подставы. Лошалей перепрягли, и свежая четверня быстрее понесла коляску. С тою внезапностью, которая так свойственна осени, погода стала изменяться. Нависли тучи, пасмурный воздух окутал дали. Поля, деревушки, леса - все приобрело какую-то неприятную и зловещую унылость.

- Вы говорите - зачем? - вдруг произнес Гарденин. - А зачем все это? и он неопределенно махнул рукою. - Зачем вот мы едем, говорим, думаем?.. Нет, право, Николай Мартиныч, не приходило вам в голову?.. Ну, хорошо, земство, школы... буду в предводители баллотироваться... Или у вас: семья, лавка, в газетах пишете, общественная деятельность... Юрий командует гвардейским полком, сто тысяч дохода... Но зачем? Вы понимаете меня? - Он застенчиво улыбнулся и, точно возбуждаясь от этой застенчивости, продолжал: - Я воображаю иногда белку в колесе... Дайте ей разум... Пусть спросит себя, зачем она вертит колесо? Какой смысл? К чему все это?.. Вам не приходило в голову?

- Как сказать, Рафаил Константиныч?.. Было и со мной... Только я так понимаю: первое лекарство от этого - хомут... То есть от мыслей от таких лекарство.

- Как хомут?