- А когда я их, деньги-то твои, видал? Батюшка получит - батюшка отдаст куда ему следует, а наше дело одно - работай. Коё-дело придется сапоги справить - кла! няешься, Кланяешься и отъедешь ни с чем. Вот четвертый год ношу сапоги, а поди-ка, сунься, поговори, чтобы сшить... Заработки! Нет, брат, у нас не балуйся... Известно, у купцов на Графской не такие деньги, да поди-ка!
Поговорили еще о том о сем, Николай опять посмотрел на часы, сказал Федотке погонять, и тарантасик снова загремел рысцою по сухой дороге. А Андрон поехал шагом. Ехал и думал, как еще нынче заговаривал с отцом о сапогах и как старик замахнулся на него вожжами.
И под стать к этому неприятному случаю думал о том, что только работаешь, работаешь, а воли никакой нету; что баб из ихнего двора часто наряжают мыть полы в конторе, а управитель вдовый... кто ее знает, что там у них, - болтают ведь люди, что его Игнатка схож на управителя; да и Николка, гляди, не зевает с бабами. И эти раздражающие мысли заставляли Андрона с каким-то особенным чувством поглядывать вдаль, в простор зеленеющих полей, лежащих окрест, в синие извивы долины. "Тоись убег бы куда глаза глядят!" - воскликнул он мысленно, въезжая в село. Уже при самом въезде был слышен шум от средины села, от площади, где стояла церковь и был базар. Нем"ого погодя пошли встречаться Андрону телеги с лошадьми, с коровами, приведенными на продажу, дальше - возы с хлебом, с сеном, еще дальше - сплошная толпа баб, мужиков, разряженных девок, мещане в длинных лоснящихся сюртуках, лавки, кабаки, трактиры, лотки, балаганы, кучи колес, вороха посуды, лыки, дуги, оглобли, крендели, деготь, метлы, лопаты. Андрон точно въехал в середину огромного улья: говор походил на жужжанье, люди сновали как пчелы; ругань, божба, хлопанье по рукам, пронзительный звук брошенной в воздух пилы, звон кос, ржание и мычание скота, песни из распахнутых настежь кабаков, залихватская музыка трактирной машины, трезвон колоколов "к достойной" - все сливалось в один сплошной, оглушительный и веселящий шум. Андрон, забыв про свои неприятные мысли, с широкою улыбкой на лице, с разбегающимися глазами, осторожно пробирался в толпе, присматриваясь, куда бы поставить кобылу. Вдруг молодой малый, в "касандрийской" рубахе, в сапогах-вытяжках, румяный, слегка навеселе, ухватился за узду Андроновой кобылы и закричал:
- Друг! Андрон Веденеич! Вот, брат, кстати: такие-то дела завязываются, такие-то дела... угоришь!.. Ты что шныряешь глазами - ищешь, где кобылу пристроить?
Валяй за мной, слова голова: наш мужичок с коровой стоит... Он тебе с великим удовольствием!
- Я, признаться, посматриваю, нет ли из наших кого, - сказал Андрон, узнавши в молодом малом женатого на Гараськиной сестре парня из соседней барской деревни, верстах в десяти от Гарденина.
- Пойдем, чего тут толковать! Я тебе живо оборудую Ах, братец ты мой, как я тебя опознал кстати! Такие-то дела... Ты зачем на базар?
Андрон сказал.
- Косы? Ну как раз их и надо. Слышишь? Их и надо. Запиши, Гаврюшка сказал - их надо! Ах, еловая твоя голова!
Гаврюшка, видимо, был в восторге от чего-то; он ухарски заломил шапку, распахнул кафтан и, идя впереди Андрона, бойко раздвигал толпу, пересмеивался с девками и бабами, встревал на ходу в чужие разговоры, беспричинно улыбался и радовался. Около телеги с привязанною мышастою коровой он остановился.
- Причаливай! Дядя Фрол, можешь ты вот эфтово мужика кобылу соблюсти? Приятель мой, гарденинского старосты сын. Можешь, слова голова? Ты прямо говори.
- Нет, нет, нечего и толковать, и не толкуй, Гаврила, - скороговоркой забормотал дядя Фрол, маленький, тщедушный мужичонко, точно с головы до ног обсыпанный толченым углем, - таж он был грязен, смугл и черен.
- Корову продам, уйду от телеги - как быть?
- Дядя Фрол! Дядя Фрол! Погоди ерепениться...
Девка с тобой?
- Что ж, что со мной? Девку не привяжешь к телеге, не привяжешь, не привяжешь. Вон сидит - зубы скалит, а чуть что, подол в зубы, и поминай как звали. Что ты мне девкой суешь?
- Стой! Желаешь косушку, елова голова? Запиши:
Гаврюшка сказал - косушку!
Дядя Фрол заметался:
- А ты думаешь, что... ты думаешь, я твоей косушки не видал? Сделай милость, привязывай. Пущай сено жует, пущай жует. Эй, Алёнка! Уцду лыки покупать - шагу не смей отходить от телеги... шагу, шагу. Привязывай, привязывай, малый, я достаточно понимаю эфти дела.
Андрон привязал кобылу, захватил ей побольше и получше сена из вяхиря. Он был мужик хозяйственный и не любил упускать своего. Гаврюшка ударил его по плечу:
- Ну, а теперь зальемся мы, елова голова, в трактир, парочку пивца ковырнем.
Андрон так и оторопел от этих слов, даже оглянулся, ме случился бы поблизости кто-нибудь из гарденинских и не услыхал бы.
- Что ты, что ты, очумел, что ли?.. - сказал он. - Батюшка узнает, он те такие трактиры покажет.
- Ловко! Аи да сказал словечко! Стало быть, дядя Веденей за семнадцать верст видит? Ну-ка, ну-ка, нечего каляниться, пойдем...