Гарем.Танцующая в лунном свете (СИ)

Ахмад продолжал дуться, как капризный ребенок. Он лежал среди расшитых узорами подушек, одетый в национальную одежду из любимого атласа. Захра успокаивающе гладила длинными пальчиками холеные кудри брата. Айна угощала его виноградом, засахаренными фруктами и прочими сладостями. Но Ахмад ни на что не обращал внимания.

Рошан-джи, большой любитель музыки, наслаждался и даже подпевал.

У матери Ахмада,красивой и изысканной Зубейды, сжималось сердце, когда она бросала взгляды на побледневшее лицо своего обожаемого сыночка. Но все же она не решалась противоречить мужу.

К Орхану подошел донельзя смущенный секретарь, склонился и передал сообщение:

-…она сбежала из приюта…уже ищут.

Ахмад на редкость ясно разобрал все, потому что был ближе других к отцу. Он вскочил, к общему недоумению, и бросился прочь.

Ключи от автомобиля у него спрятали. Но Ахмад с раннего детства научился обходиться без них.

Сердце его бешено колотилось. Ахмад буквально чувствовал аромат кожи Нилимы, слегка сладкий и тонкий. Он грезил ею наяву. Почему все?! Она — не первая женщина в его жизни, далеко не первая. Да и не последняя, скорее всего. Откуда же это не отпускающее душу отчаяние, на все время, пока он лихорадочно гонял свой автомобиль по засыпающему городу?

Тонкая грань между днем и ночью, светом и тьмой. Это и есть Нилима. (темно-синий, сумерки)

Добравшись до квартиры приятеля, Ахмад уже знал, что никого там не обнаружит. Этот малый струсил, что придется отвечать. Куда могла пойти ночью эта наивная девочка, соблазнительная, словно настоящая гурия? Где спрятаться от всех? На смятой постели по-прежнему лежали обрывки ее одежды. Ахмад взял один сверкающий лоскуток, помял в ладони. И зачем-то положил в карман.

— Я найду тебя, куда бы ты не убежала от меня…

Сердце заныло. Он больше не хотел здесь оставаться.

Ахмад поднялся на крышу. Ему нужно было воздуха, чтобы наконец спокойно и ровно дышать. Забыть явь, как сон…

Изящная фигурка смутно выделялась на фоне неба.

Нилима здесь! Он нашел ее.

Девушка, в неприлично дешевом, мятом и не новом шальвар-камиз, совсем не по фигуре, сама бросается ему навстречу. Обнимает горячими руками, доверчиво спрятав лицо на его груди. Потом слегка отстраняется и смотрит огромными очами, доставая до самых глубин его души.

— Я совсем одна. Не бросай меня навсегда. Только мгновение будь со мной прежним Ахмадом, моим возлюбленным принцем. Мне хватит этой милости до конца лет. А если захочешь — скажи, и я шагну с этой крыши в свой последний путь. Ведь знаешь, в аду нельзя даже умереть… Так как же мне боль из сердца прогнать, любимый? Забери сейчас мое сердце, оно и так принадлежит тебе. Себе я ничего не оставила.

Ахмаду стало нестерпимо стыдно. Для него было очень мучительным пробуждение совести, ведь перед глазами, как в зеркале, отразилось все, что он сотворил в этот роковой день. И вот он неуклюже прижал к себе Нилиму, как трехлетний малыш ненаглядную игрушку. Пусть хоть кто попросит, ни за что не отдаст.

Звенящий голос муэдзина призывал к молитве. С блестящими от слез глазами они отстранились друг от друга, чтобы замереть на несколько покаянных мгновений.

Поблизости от родительского дома стояла санитарная машина. Молодцы в спец форме шарили фонариками по окрестностям. Нилима крепче сжала его руку и, уткнувшись в плечо, попросила:

— Не отдавай меня им…сумасшедшие женщины грязно приставали ко мне, трогали везде…я это не люблю, мне не нравится.

-Идем, — решил Ахмад. Нилима на секунду замерла, но последовала за ним. Только пальчики заерзали по ладони Ахмада, что он и почувствовал.

— Что вы потеряли? — грозно спросил он у озабоченных сотрудников.

— Сумасшедшая сбежала, мы ее ищем, — с готовностью ответил один из них. И буквально впился взглядом в на­стороженную Нилиму. Но Ахмад, смерив его леденящим взором, более чем убедительно заявил:

— Никаких психов здесь нет. И ваше присутствие крайне неуместно. Всего хорошего!

Он повел Нилиму прямо к дому, ни разу не обернувшись.

Там его ждали. Извинившись перед Рошаном и проводив его, родители не желали пропустить возвращения не­путевого сыночка. Он явился, надменный и неприступный внешне, как и всегда.

— Я хочу, чтобы она жила в этом доме, — объявил Ахмад, вскинув голову и достаточно громко, чтобы услышали ро­дители, обозревающие его с верха лестницы.

— Жила в качестве кого? — грозно спросил Орхан, в душе все еще продолжая субъективно любоваться непреклон­ным нравом, отчаянной смелостью и яркой мужской гордостью, сияющей в прекрасных глазах Ахмада и во всем его облике.

— Как моя возлюбленная!

Зубейда ахнула. Она уже готова была накричать, но Орхан упреждающим жестом остановил супругу. Потому что сын был уже на грани.

— Вот как… Сын впервые привязался к девушке. Мне это даже нравится. Может, и за ум возьмется? Будь по-твое­му, Ахмад. Но не обольщайся: в твоих комнатах она будет находиться как можно реже. Идите, разговор закон­чен.

Ахмад с довольной улыбкой увел Нилиму.