Гаргантюа и Пантагрюэль

Сейчас же за аркой открывалась взору прелестная обширная беседка, сплетенная из виноградных лоз, на которых пестрели виноградины пятисот различных цветов и пятисот различных форм, созданных не природою, но искусством земледельческим, а именно — желтые, синие, бурые, голубые, белые, черные, зеленые, лиловые, крапчатые, лапчатые, продолговатые, круглые, треугольные, яйцевидные, коронообразные, головастые, усатые, бородатые. Конец беседки был прикрыт тремя разновидностями античного ярко-зеленого плюща, которые сплошь были усыпаны ягодами. Здесь сиятельнейший Фонарь велел нам наделать себе из этого плюща албанских шапок и прикрыть ими головы, что и было исполнено без дальних размышлений.

— В былое время под таким навесом не осмелился бы пройти ни один верховный жрец Юпитера, — заметил Пантагрюэль.

— Причина тому — мистического свойства, — сказал наш пресветлый Фонарь. — Если бы он здесь прошел, то виноград, сиречь вино, оказался бы у него над головой, и можно было бы подумать, что он находится во власти и в подчинении у вина, а между тем жрецам, а равно и всем лицам, предающимся и посвящающим себя созерцанию божественного, надлежит сохранять спокойствие духа и избегать всяческого расстройства чувств, каковое ни в одной страсти не проявляется с такой силой, как именно в страсти к вину. И вы равным образом, пройдя под этим навесом, не имели бы доступа в храм Божественной Бутылки, когда бы башмаки ваши не были полны виноградных листьев, а это в глазах почтенной жрицы Бакбук послужит наглядным доказательством обратного, диаметрально противоположного, а именно того, что вы презираете вино и попираете его ногами, что вы его поработили.

— Я, на свою беду, человек неученый, — молвил брат Жан, — однако ж в служебнике моем я нашел, что в Апокалипсисе описывается одно уму непостижимое видение: женщина, а под ногами у нее луна. Биго мне это так объяснил, что помянутая женщина — особой породы и создана не как все прочие женщины: у них ведь, наоборот, луна над головой, вследствие чего мозг у них лунатический, и по сему обстоятельству ваши слова, любезнейший мой господин Фонарь, не вызывают у меня никаких сомнений.

Глава XXXV О том, как мы спустились под землю, дабы войти в храм Бутылки, и почему Шинон — первый город в мире

По оштукатуренному сводчатому переходу, расписанному снаружи фресками топорной работы, изображавшими пляску женщин и сатиров, которые сопровождают старика Силена, сидящего на осле и заливающегося хохотом, мы спустились под землю.

Тут я сказал Пантагрюэлю:

— Этот вход приводит мне на память разрисованный погребок первого города в мире: живопись там точь-в-точь такая же и тоже совсем новенькая.

— А где это? — спросил Пантагрюэль. — Что вы называете первым городом в мире?

— Шинон, он же Каинон, в Турени, — отвечал я.

— Я знаю Шинон, — сказал Пантагрюэль, — и разрисованный погребок знаю; мне там не раз случалось пить холодное вино, и я нимало не сомневаюсь, что Шинон город древний, — это удостоверяет его герб:

Шинон, Шинон, Шинон, Шинон!
Хоть мал, но всюду славен он.[961]
Его старинной кладки стены
Глядят с холма на воды Вьенны*.

Но почему же он первый в мире? Где об этом сказано? Какие у вас на сей предмет соображения?

— Я нашел в Священном писании, что первым градостроителем был Каин, — отвечал я. — Следственно, нет ничего невероятного в том, что первый построенный им город он назвал в свою честь — Каинон, а потом уже в подражание ему и все прочие основатели и воздвигатели городов начали давать им свои имена: Афина (греческое имя Минервы) — Афинам, Александр — Александрии, Константин — Константинополю, Помпей — Помпейополю Киликийскому, Адриан — Адрианополю, а также Ханаан — хананеянам, Саба — сабеям, Ассур — ассирийцам, и таково же происхождение Птолемаиды, Кесарии, Тибериополя и Геродия Иудейского.

Мы все еще вели этот разговор, когда навстречу нам вышел большой флакон (наш Фонарь назвал его — дракон), губернатор Божественной Бутылки, в сопровождении храмовой стражи, сплошь состоявшей из французских пузырьков. Удостоверившись, что в руках у нас, как уже было сказано, тирсы и что мы увенчаны плющом, а также узнав наш достоименитый Фонарь, он беспрепятственно нас пропустил и велел провести к принцессе Бакбук — придворной даме Бутылки и верховной жрице при всех ее священнодействиях, что и было исполнено.

Глава XXXVI О том, как мы спустились по тетрадическим ступеням, и об испуге Панурга

Затем мы спустились на один марш мраморной лестницы под землю — за ним оказалась площадка; далее, повернув налево, мы спустились еще на два марша — за ними оказалась еще одна площадка; потом еще на три марша, только в противоположную сторону — опять площадка; еще на четыре марша, и опять площадка.

Наконец Панург спросил:

— Здесь?