Гарибальди

Гарибальди казалось, что неосторожным шагом он может разрушить то немногое, что было уже создано для объединения Италии. Ведь часть Италии объединилась уже под главенством Виктора Эммануила, и в ней было уже уничтожено австрийское иго.

После долгих колебаний Гарибальди пришел, однако, к убеждению, что придется действовать помимо короля и даже против его воли. «С королями или без них, а если понадобится, то и против всех королей мира!»

К такому выводу постепенно пришел Гарибальди.

Как пишет Энгельс, «в лице Гарибальди Италия имела героя античного склада, способного творить чудеса и творившего чудеса. С тысячью партизан он перевернул вверх дном Неаполитанское королевство, фактически объединил Италию, разорвал искусственную сеть бонапартистской политики. Италия была свободна и по существу объединена, — но не происками Луи Наполеона, а революцией»[46].

Вот как характеризовал бонапартистскую политику в Италии англичанин Коуэн (на лондонском «Митинге в честь Гарибальди», созванном двумя годами позже, в сентябре 1862 года): «Луи Бонапарту никогда не нужна была свободная Италия. То, чего он хочет, — это Сардинское королевство на севере, другое королевство на юге с королем Мюратом и третье в центре, куда он мог бы посадить своего кузена Плон-Плона. Эти три маленьких монарха, связанные родственными узами с домом Бонапарта и вдохновляемые из Тюильри, обеспечили бы Луи Бонапарту значительное усиление его могущества в Европе. План был неплох, и его выполнение сделало бы честь его ловкости, но Гарибальди сорвал его».

Такая федерация монархий, тесно связанная родственными узами с домом Бонапарта, вдохновляемая из Рима реакционным папой, ничуть не улыбалась Гарибальди. Сильно повлияли на позицию Гарибальди в 1860 году непримиримые «мадзинисты», представители «партии действия» — Криспи, Фабрици и особенно Розалино Пило. Пило горячо доказывал

Гарибальди, что освобождение итальянского народа надо начать с юга, с Сицилии, где господствовал деспотический режим неаполитанского короля Франциска II Бурбона, где крестьянство было особенно угнетено, находилось в вечной нужде и готово было восстать с оружием в руках.

Вот что писал по этому поводу Пило Гарибальди:

«Глубокоуважаемый генерал! Через посредство нашего друга Бертани я поставил вас в известность, что в Сицилии есть вполне конкретные возможности. Мы получили очень важное письмо, убедившее нас в твердом решении палермцев покончить с угнетающим их деспотизмом. Судя по вашим последним воззваниям, вы убеждены, что единственным исходом является вооружение народа, что народ должен собственными силами избавиться от иностранцев. Генерал, в наших силах сделать так, чтобы интересы Италии не были принесены в жертву «лисьей политике хитростей». Дайте согласие, и можете быть уверены, что весь юг Италии восстанет с криком: «Единение и свобода»!

Розалино Пило»

Гарибальди ответил следующим письмом:

«Я не остановлюсь ни перед каким предприятием, как бы рискованно оно ни было, лишь бы бороться с врагами нашей страны. Но в настоящее время я не нахожу удобным начинать революционное движение, даже если бы оно имело много шансов на успех… Надо ждать, пока итальянский народ не убедится в бесполезности дипломатических интриг доктринеров. Только тогда наступит подходящий момент для действия…

Дж. Гарибальди»

Но Розалино Пило не удовлетворился этим ответом и в новом письме продолжал настойчиво убеждать Гарибальди. Наконец, добыв при содействии Мадзини некоторые средства, Розалино и его товарищи снарядили небольшое судно, нагрузили его оружием и 9 апреля высадились в Мессине (Сицилия).

Они приехали как раз вовремя: вся Сицилия была уже охвачена восстанием. Лоцман, приведший судно, уехал в Ливорно, а оттуда на пароходе в Геную и лично передал Гарибальди письмо Розалино Пило.

Вот что рассказывает этот лоцман:

«Меня представили генералу, который принял меня благосклонно. Он с волнением прочел привезенное мною письмо и спросил: