Гарибальдийцы. Папа перед лицом Евангелий, истории и человеческого разума

И лишь тогда все поняли, что груз с лодки, перевозившей боеприпасы и револьверы, не был перенесен на борт ни одного из пароходов.

Ответ Биксио заставил нахмуриться обычно спокойное лицо генерала; с минуту он оставался озабоченным, а затем крикнул Нино Биксио:

— Следуй борт о борт со мной.

Все было ясно; генерал по-прежнему пребывал в задумчивости, но лицо его обрело прежнее спокойствие. Он искал способ возместить утерянные боеприпасы.

Подойдя к рулевому, он взял нужный курс и произнес:

— Так держать!

Бесполезно было говорить рулевому: «Ост-зюйд» или «Зюйд-ост»; отличный воин на суше, он был скверным моряком и ничего не понял бы в команде, поданной на профессиональном языке.

Затем Гарибальди созвал в свою каюту офицеров.

— Господа, — произнес он, — вы все поняли: у нас нет ни револьверов, ни боеприпасов! Ну ладно, револьверы; но что делать с ружьями без патронов?.. Необходимо раздобыть то, чего нам недостает.

— Но каким способом? — спросили офицеры.

— Полагаю, что есть только один способ. По прибытии в Таламоне мы будем находиться всего лишь в двенадцати милях от Орбетелло; нужно, чтобы один из нас отправился в Орбетелло и заговорил зубы коменданту крепости, и комендант крепости предоставит нам то, чего у нас нет.

Офицеры переглянулись.

— А если комендант арестует того, кто к нему явится? — спросил один из них.

— По всей видимости, — ответил Гарибальди, — этого вполне можно опасаться.

Офицеры хранили молчание.

— Ну что ж, — произнес генерал, — у меня есть человек, который решится на это.

— Да мы все готовы на это! — воскликнули офицеры. — А беспокойство высказали вам исключительно в интересах дела.

— Я так все и воспринял, — произнес генерал, — но не тревожьтесь, у меня есть человек, который отправится в Орбетелло. Где Тюрр?

— Тюрр лежит на палубе.

— Отлично, позовите его.

— Генерал, — промолвил один из офицеров, — не рассчитывайте на Тюрра, пока мы находимся в море; только что я проходил рядом с ним, он подозвал меня и умирающим голосом сказал: «Знаешь, почему тот бедняга, которого давеча вытащили из воды, бросился туда?» — «Нет», — ответил я. — «Ну а я знаю: он мучился морской болезнью. Если я брошусь в воду, добейся от генерала, чтобы меня оттуда не вытаскивали. Это моя последняя воля, а последняя воля умирающего священна». После этих слов он умолк и снова впал в неподвижность.

Гарибальди рассмеялся, вышел из каюты и среди множества людей, почти без сознания лежавших на палубе, принялся искать Тюрра.

Благодаря его венгерскому костюму генерал быстро нашел беднягу.

— Тюрр, — обращаясь к нему, произнес Гарибальди, — когда мы окажемся на берегу, мне надо будет кое-что сказать тебе.

Тюрр приоткрыл один глаз.

— А когда мы там окажемся, на берегу-то? — спросил он.

— Сегодня вечером, — сказал генерал.

Тюрр тяжело вздохнул и снова закрыл глаз.

Это было все, что он мог в тот момент сделать во имя свободы Сицилии.

По прибытии в Таламоне полковник Тюрр тотчас же вновь обрел способность крепко держаться на ногах и предстал перед генералом.

— Ну что, — спросил его Гарибальди, — ты готов к тому, чтобы тебя расстреляли?

— Признаться, — ответил Тюрр, — по мне лучше быть расстрелянным, нежели вновь очутиться в море.

— Раз так, возьми калессино, призови на помощь себе все свое дипломатическое красноречие и постарайся получить от коменданта крепости Орбетелло все боеприпасы, каких нам недостает, а недостает их изрядно, ибо у нас нет ни одного патрона.

Тюрр рассмеялся и промолвил:

— И вы полагаете, что он даст мне хоть один капсюль?

— Кто знает? — ответил Гарибальди. — Попытаемся.

— Тогда дайте мне письменный приказ для него.

— А в качестве кого, по-твоему, я должен дать тебе приказ коменданту тосканской крепости?

— Ну хотя бы рекомендуйте меня ему.

— О, что касается этого, пожалуйста.

Гарибальди взял лист бумаги и написал:

«Доверьтесь всему, что скажет Вам мой адъютант, полковник Тюрр, и всеми доступными Вам средствами окажите содействие успеху экспедиции, которую я предпринимаю во имя славы Пьемонта и величия Италии.

Да здравствует Виктор Эммануил! Да здравствует Италия!

ДЖ. ГАРИБАЛЬДИ».

— С таким письмом, — промолвил Тюрр, — я готов потребовать Прозерпину у Плутона; давайте.

Четверть часа спустя, сидя в калессино, Тюрр уже катил по дороге к крепости.

Тюрр был красноречив, как Цицерон, и убедителен, как г-н де Талейран.

Однако бедный комендант все еще колебался, и тогда Тюрр заявил ему: