Гарики на все времена (Том 2)

783

Блаженны те, кто не галдя,

но собственным трудом
из ветра, света и дождя
себе возводят дом.

784

Ткань жизни сожжена почти дотла,

в душе и на гортани — привкус терпкий,
уже меня великие дела
не ждут, а если ждут, пускай потерпят.

785

У мудрых дев — поплоше лица

и вся фигуристость — не броская,
а крутозадая девица
зато умом обычно плоская.

786

Кичлив и шумен, мир огромный

на страшный сон порой похож,
я рад, что в угол мой укромный
он даже запахом не вхож.

787

С подонством, пакостью и хамством

по пьесе видясь в каждом акте,
я всё же с дьявольским упрямством
храню свой ангельский характер.

788

День за день устаёт и, вечерея,

он сумеркам приносит теплоту
печально умудрённого еврея,
готового к уходу в темноту.

789

Загадка, заключённая в секрете,

жужжит во мне, как дикая пчела:
зачем-то лишь у нас на белом свете
сегодня наступает со вчера.

790

Я с утра томлюсь в неясной панике,

маясь от тоски и беспокойства —
словно засорилось что-то в кранике,
капающем сок самодовольства.

791

Приличий зоркие блюстители,

цензуры нравов почитатели —
мои первейшие хулители,
мои заядлые читатели.

792

Вокруг супружеской кровати —

не зря мы брак боготворим —
витает Божьей благодати
вполне достаточно троим.

793

Я всю жизнь сомневаюсь во всём,

даже в собственном тёмном сомнении,
размышляя о том и о сём,
сам с собой расхожусь я во мнении.

794

Кто пил один и втихомолку,

тот век земной прожил без толку.

795

Бесплотные мы будем силуэты,

но грех нас обделять необходимым,
и тень моя от тени сигареты
сумеет затянуться горьким дымом.

796

Вкусил я достаточно света,

чтоб кануть в навечную тьму,
я в Бога не верю, и это
прекрасно известно Ему.

797

Не чересчур себя ценя,

почти легко стареть,
мир обходился без меня
и обойдётся впредь.

798

Легковейная мыслей игра

кровь и смерти родит регулярно,
все хотят в этой жизни добра,
но его понимают полярно.

799

У памяти в углах — целебный мрак,

упрятаны туда с умом и вкусом
те случаи, когда я был дурак,
то время, когда был я жалким трусом.

800

Наследье рабских лет весьма типично:

сноровка в разбегании по норам,
отвычка рисковать, решая лично,
и навык петь согласным подлым хором.

801

Так тяжко, словно у небес

я нахожусь уже в ответе,
а за душой — сожжённый лес
или уморенные дети.

802

В какую ни кидало круговерть,

а чуял я и разумом и носом:
серьёзна в этой жизни только смерть,
хотя пока и это под вопросом.

803

Наплывы закатного света

текут на любимые лица,
уже наша песенка спета,
и только мелодия длится.

Гарики предпоследние

Друзьям, которые уже ушли

1

Я глупо жил и опрометчиво,

был раб любого побуждения,
зато порой с утра до вечера
изнемогал от наслаждения.