Гармония – моё второе имя

– Давай разбежимся до лета, – сказала мне жена. – Я видеть тебя не могу. Ты меня раздражаешь.

И сказала это, по странному стечению обстоятельств, в лютые морозы, когда наша семейная карьера была на взлете. Мы шли в гору, стабильно вверх. Особенно обидно почему-то было это слышать в жуткие крещенские морозы. Как-то добавляло пошлости.

И до меня вдруг дошло: я, оказывается, совсем не знал своей жены. Что я о ней знал? Что я знал о ее первой любви? (Этой темы я великодушно не касался; великодушно или все же малодушно? Я засомневался.)

А что я знаю о Сене? О ком, бишь, еще? Об… Учителе? (Никто из близких или интересных мне людей не приходил на ум. Может, у меня просто не было друзей?) О себе, в конце концов?

Почему я так спокойно прореагировал на известие о семейной катастрофе? Это спокойствие делало мне честь или не делало?

Что-то здесь было не чисто. Возможно, даже грязно.

Мир качнулся и зашатался. Мотивы моего поведения были ясны и понятны. Ясны? Да, ясны. А завтра? Где гарантия, что и завтра я буду думать точно так же? В зыбком мире не бывает незыблемых гарантий.

Кажется, я начинал понимать, что по-настоящему зацепило меня. Я был убежден, что жена любит меня больше, чем я ее. Оказалось… наоборот?

Любил ли я свою жену? Если не любил, то почему меня это не особенно волновало?

Жизнь дала крен, обнаруживая свой нестабильный характер во всем.

Завтра стало казаться зыбким и не очень-то нужным.

* * *

Мы с женой, в конце концов, собрались разводиться (летом), однако, к несчастью, в чем-то прав оказался я.

Данила вскоре прогорел из-за нелепости, о которой наслышан всякий начинающий бизнесмен (но которая по-настоящему угрожает всякому матерому человеку): он, до тошноты убаюканный равнодушием, царившим в его благополучном доме, пылко влюбился в свою мятежную секретаршу и доверился ей, движимый чистыми чувствами. Она же (ядовитый бутон!), как только почуяла запах добычи, мгновенно сконцентрировалась, оскалилась, ощетинилась – нащупала слабое место, выпустила жало – и пустила своего жалкого благодетеля по миру, напевая про себя (но никак не адресуя себе) частушку Веселого Роджера: «От тюрьмы и от сумы…»

Это еще больше настроило жену против меня. Получалось, что я словно бы накаркал бедному Даниле его судьбу. Данила, кстати, был на меня не в претензии. Он решительно разобрался со своими хладнокровными женщинами, изображавшими вулканических мегер, женился, опять же, словно назло кому-то, по любви (на женщине, которая сурово представляла его интересы в суде: она восхищенно наблюдала за тем, как Данила небрежно распотрошил свое состояние, побеждая великодушием – подлость) – это почему-то еще больше настроило жену против меня. Уже не только вместо «спокойной ночи», но и вместо «доброго утра» я, словно солдат кремлевской роты, слышал сакраментальное: «Развод!», «Развод!»

Бессмысленно жалеть о том, что когда-то женился – совершил бессмысленный поступок, наполнивший твою жизнь каким-никаким смыслом.

Но не жалеть об этом как-то глупо.

* * *

Самое сложное в жизни, в подлунном мире, я хочу сказать, где регулярно восходит и заходит Солнце, – проще говоря, на этом свете, – испытывать счастье от того, что счастье может приносить, а не от пестования-лелеянья несбыточной мечты о счастье. Ахи, охи, аиньки, баиньки…

Если твоя мечта не хочет воплощаться в жизнь – это подозрительная мечта. Самое сложное для мужчины – выстраивать отношения с женщинами. Женщины, призвание, деньги, алкоголь (порядок очередности меняется в каждом конкретном случае) – вот искушения мужчины. Четыре его демона, составляющие одного упитанного дьявола (а ведь есть еще иные бесы, которые приставлены мутить нашу воду, раздувать наш огонь, до посинения дуть в медные трубы – как бы в нашу честь).

Женщины, повторю, – самое сложное. Контролировать отношения с ними – просто высший пилотаж. Покажите мне асов, туго знающих свое дело. Ась? Нетути. А почему? А потому, что вы имеете дело с живой диалектикой: где кончаются женщины и начинается призвание, которому деньги с алкоголем то мешают, то помогают, – никому неизвестно. Строго говоря, противоположный пол, ужасно прекрасный, есть главный тест на то, как ты выстроил отношения с самим собой. Можно наизусть знать всего Гегеля, можно любить родину, обожать природу, ненавидеть тоталитаризм, почти постичь истину, и даже преуспеть в творчестве, но вот чтобы завоевать и удержать достойную женщину, чтобы сделать ее единственной и не покривить душой, не унизить себя при этом – для этого мужчина должен практически совершить невозможное. Что-то вроде самоубийства, после которого, однако же, открывается второе дыхание – и жизнь клокочет с двойной силой. Вот так вот.