Гармония – моё второе имя

Ее реакция меня удивила, восхитила, умилила – и окрылила. Я делал ей больно, а она сатанела от страсти, превращая темные стороны моей натуры в светлые, но очень сильные желания. Она покорялась мне так, как может покоряться женщина своему единственному в жизни мужчине – завоевателю и повелителю. Ее достоинство было в абсолютном подчинении. На меня же ее беззащитность накладывала обязательства. В конечном счете – она повелевала мной… Кто бы мог подумать.

Потом она целовала все мое тело и приговаривала:

– Люблю – не могу.

И – добывала из меня потаенную энергию, о которой я сам до этого времени не имел представления. В результате – доставалось и ее волосам, и груди, и ягодицам, и всему, что попадало мне под руку.

Когда я (привычка анализировать – вторая натура) в деталях расписывал ей свои самые рискованные ощущения, она прерывала меня теплыми поцелуями:

– К черту подробности…

– Но черт сокрыт именно в подробностях. Не питай иллюзий…

– Не буду питать. Целуй сюда…

Я, не мелочась, зацеловывал ее всю. Сначала она прятала от меня колени, голени, потом я приучил ее к тому, что мужчина, безбожно таскающий ее за волосы, имеет право целовать ее ноги. Единственное, к чему она не подпускала – к пальцам и ступням ног. Может, мужчина, павший так низко, что забирал ее всю безраздельно, – может, мужчина, способный выделывать такие кульбиты был слишком высокой планкой для нее?… Может, это и на нее накладывало обязательства, которым она внутренне сопротивлялась, – так же, как и я?

Однажды, когда я задумался о чем-то своем, темненьком, она, казалось бы, безо всякой причины сказала, глядя в потолок:

– С того дня, как я стала твоей, я ни разу не была с мужем.

Я думал как раз о том, что все ее прелести были доступны не только мне; муж ведь тоже приложил руку, чтобы она расцвела как женщина. Неужели она и ему раскрывалась так, как мне? И по прежнему раскрывается. Мысль эта время от времени становилась невыносимой – и я темнел. А расспрашивать ее об интимной жизни с мужем – какое унижение! Сама же она молчала, обходя эту тему; уж не потому ли, что тема существовала не только в моем воображении? Раз обходит – значит, есть что обходить? И неужели она не чувствует, что я очень хочу, но не могу позволить себе задать терзающие меня вопросы, которые формулировались в минуты темного просветления следующим образом: надеюсь, ты именно со мной увидела небо в алмазах, радость моя? Значит – я твой мужчина ? Если это так, то отдаешь ли ты себе отчет в том, что в нашей жизни происходит – длится на наших глазах – чудо?

Неужели она не чувствует присутствия чуда? Исчадие ада…

Эй, кто-нибудь, пусть она не окажется обычной женщиной – с двойным дном, с уймой мелких кармашков, в которых она сама путается и где не предусмотрено ни малейшего отделения хотя бы для капельки достоинства…

Это был единственный пунктик, который пугал меня и омрачал наше будущее с ней. Лишал меня необходимой уверенности.

И вот она произнесла фразу «с того дня, как я стала твоей, я ни разу не была с мужем», которую я раз десять прокрутил в своем воображении, прежде чем спросил:

– Почему ты раньше ни разу не сказала об этом?

– А я должна была? Не вижу в этом ничего исключительного. По-другому я не умею.

Потом добавила:

– Ты у меня третий мужчина. Я никому так не раскрывалась, как тебе. Мне никогда не хотелось всех этих… штучек. Я даже стеснялась этого и… не думала в эту сторону. Я сама от себя многого не ожидала из того, что мы с тобой с такой легкостью вытворяем: это ты мне помог узнать себя.

– И при этом раскрылся сам. Оказывается, мне нравятся женщины… Нет, бессмысленно говорить во множественном числе. Мне нравится женщина, которой не нравится, когда мужчина ругается матом, но при этом она способна вытворять такое, отчего краснеет специально обученный боцман.

– Целуй сюда…

– О, бедный боцман…

Это был прорыв в наших отношениях (хочется обратить внимание: у мужчины прорыв – это смерч от головы к сердцу, и далее вплоть до кончиков пальцев на ногах; у женщины – ветерок от кончиков пальцев к сердцу, и далее, резко теряя силу, куда-то вверх, предположительно – в область головы). Мне стало стыдно за свою, казалось бы, небезосновательную ревность, и я, подлизываясь, стал целовать ей ступни, а потом обрабатывать кончиком языка каждый пальчик на ногах (кстати, педикюр у нее был отменный). Я даже не заметил, что она не сопротивляется. Зато заметил другое: в то время, как я рушил барьеры, ее пальчики правой руки (какой маникюр!) ворожили над областью «маринской впадиной», самым глубоким местом на Земле. Стоны ее становились все более короткими и сдавленными – верный признак того, что скоро разыграется буря. И шторм последовал незамедлительно.

Она оказалась необычной женщиной, совершенно необыкновенной. Разве можно было не обожать такую женщину! Я и обожал ее, завидуя самому себе – своему мужскому языку, мужским рукам, и далее по списку.