Гармония по Дерибасову

Вместо того, чтобы осознать, раскаяться и покориться, Митька враз одичал и ушел из дома. Днем он укрывался в Луковом лесу, а по ночам бродил по селу, колотил в ставни, выл: «М-ме-ме-талл!», и назарьинские матери, томимые недобрыми предчувствиями, крепче прижимали к себе детей, пристально вглядываясь в пока еще безмятежные детские лица.

Неизвестно, когда бы и чем все это закончилось, если бы через пару дней не нагрянул в Назарьино карательный отряд фурапетов, — невесть как прознавших про надписи на заборах. В отличие от назарьинцев, их не мучили сомнения по поводу автора этих перлов.

Мрачной колонной вошли фурапеты в томленое молоко весеннего назарьинского вечера и уже успели повалить несколько расписанных заборов, когда за одним из них мелькнул Андрюхин петушиный гребень.

— Ага! Отброс! — констатировали фурапеты, поймали Андрюху Панкова и повели казнить в центр села.

На неожиданное вторжение внешнего мира Назарьино отреагировало оперативно. «Хоть поганый, да свой», — можно было бы вышить на знамени дружины, окружившей фурапетов. Заодно поучили и преждевременно обрадовавшегося нежданному спасению Андрюху Петуха, а также вышедшего из леса на шум брани Митьку-Козла. Фурапеты оказались способными учениками. Потом им дали умыться, и, верное традиции, Назарьино вывело мораль: если бы фурапеты пришли заставить Андрюху замазать надписи, то отчего же, глядишь, им бы разрешили поучить его чуток — понятное дело, не в центре, а за околицей. Но, завалив уже первый назарьинский забор, пришельцы поставили себя вне закона.

К утру фурапеты восстановили все заборы и уехали первым автобусом. Андрюха же махал кистью до полудня.

А через несколько дней Зоенька Осинова, внешкор областной молодежной газеты, староста лучшей группы первого курса филологического факультета Ташлореченского университета и активный член литературного объединения «Поросль», написала корреспонденцию о том, что молодежь Назарьино провела большую работу, после чего в селе не осталось места обеим существовавшим ранее неформальным молодежным группам.

Материал этот, отшлифованный переделками штатного корреспондента, зав. отделом, ответственного секретаря, зам. редактора и редактора, имел такое же отношение к реальности, как и умозаключение ее дяди Осипа, выведшего, что Назарьино выиграло свою Куликовскую битву. Статья увидела свет вместе со второй опытной партией шампиньонов.

Глава 7 С лукошком по спецконтингент

Как хороши, как свежи были шампиньоны второй опытной партии!

…Дом, у подножия которого стоял дерибасовский «Запорожец», встречался в Анжеликином списке чаще других. И дом этот понравился Дерибасову с первого взгляда. Михаил Венедиктович бодро нанизал несколько лукошек на левое предплечье и, как по грибы, пошел по спецконтингент, вернее, — по его лучшую половину. Генный и индивидуальный опыты хором подсказали Дерибасову, что соваться с парадного крыльца к областному начальству не стоит. Люди это были непонятные, весьма отдаленные, и кто его знает, какого нрава — а что если дикого? Поэтому проникать к ним следовало через черный ход, то есть через кухню, в смысле — через жен. То, что жена начальника работать не пойдет, Дерибасов взял за аксиому. Поэтому лифт возносил его на верхний этаж в самое что ни на есть рабочее время.

Квартира № 63 отозвалась на щебетание звонка настороженно — шаги замерли за дверью. Дверь держала паузу. Дерибасов почти струсил.

— Кто?! — спросила наконец дверь-циклоп и впилась в Дерибасова угрожающе вспыхнувшим смотровым глазком.

— Дерибасов, — тупо сказал Дерибасов.

Реплика циклопу понравилась. Крякнув, как орех, дверь раскололась на длину цепочки. Женское лицо, маячившее в полумраке коридора, было равнодушно-усталым.

— А вам кого?

— Здравствуйте! — улыбнулся Дерибасов. — А мне Лавра Федоровича.

— Да. Здравствуйте, — имя сработало, как пароль, и женщина откинула цепочку. — Лавр Федорович на работе.

— Я знаю, — согласился Дерибасов. — Дело в том, что… э… вот, — он небрежно кивнул на лукошки, — это…

— А Лавр Федорович в курсе? — перебила женщина. — Если да, то давайте.

Внезапно Дерибасов испытал странное чувство — словно он участвует в многократно игравшейся сцене с до автоматизма отработанными репликами. Но было поздно — не сенсибилизированный подобным опытом, инстинкт собственности вовремя не сработал — Дерибасов безвольно протянул лукошко… Женщина нанизала его на левую руку и потянулась за следующим. И все повторилось и повторялось до последнего лукошка.

— Спасибо, — равнодушно кивнула хозяйка. — Значит, Лавр Федорович знает, от кого?

— От меня, — убито сказал Дерибасов. — От Дерибасова Михаила Венедиктовича, диетолога, из Назарьино.

— Угу, — рассеянно сказала хозяйка. — Ну, ладно.

— Нет уж, вы запишите!!! — взвился Дерибасов.

На второй заход Дерибасов решил взять только одно лукошко. В этот раз дверь не открывали еще дольше. Наконец она широко распахнулась, и проем заполнил маленький толстячок с доброжелательно натянутой улыбкой.