Гароэ

Спустя какое-то время у них уже не осталось ни малейшего сомнения в том, что, несмотря на гигантские размеры, киты двигаются настолько изящно и плавно, что нет причин чего-то опасаться. Мореплаватели даже почувствовали себя счастливыми от того, что стали свидетелями захватывающего зрелища, ведь очень немногие люди могли бы похвастать тем, что наблюдали подобное так близко.

Просто на Канарском архипелаге мир сохранился практически таким, каким был в момент сотворения, впрочем, этот момент все еще длился, так как вулканы время от времени вносили изменения в облик некоторых островов.

С наступлением вечера мореплаватели разглядели впереди крохотный пляж, с лужами и камнями, поэтому они решили покинуть компанию своих новых друзей, вытащить шлюпку на берег, разжечь небольшой костер, наловить рыбы на ужин и там же и заночевать.

За их спинами вздымался неприступный утес, и они ясно сознавали, что, если не дай бог ветер усилится, а океан вздумает разбушеваться, волны неминуемо разобьют их о каменную стену. Однако не море и не ветер прервали их сладкий сон, а крики Амансио, который неожиданно вскочил и начал отряхиваться, припоминая все непристойные ругательства из своего немалого запаса.

– Как же кусаются сукины дети! – то и дело вскрикивал он. – Как же кусаются!

Бруно Сёднигусто потребовалась всего пара минут, чтобы раздуть угли костра, и при его свете они обнаружили – в смятении и почти в ужасе, – что крохотный пляж покрыт шевелящимся ковром медно-красного цвета, образованным панцирями тысяч крабов. Они приползли, чтобы расправиться с остатками ужина, и, обнаружив, что на всех не хватает, уже были готовы приняться за уснувших пришельцев.

Те попытались отогнать их, орудуя руками и ногами, но крабы возвращались снова и снова, сознавая, что им несть числа, и вонзая клешни с такой силой, что вырывали кусочки плоти, когда люди пытались отцепить их от себя.

В отчаянии испанцы решили добежать до шлюпки, надеясь обрести в ней убежище. Гонсало Баэса крепко схватил за руку девушку, увлекая ее за собой, однако она вырвалась и, вооружившись тяжелым камнем, принялась давить и сосредоточенно разминать крабов, пока не превратила их в бесформенную массу, которую вслед за тем швырнула в одну из луж, образованных между камней.

Прошло несколько мгновений – и тут крабы, словно дисциплинированное войско при звуке горна, ринулись к луже, чтобы пожрать останки своих сородичей.

Началась жестокая бойня, которую невозможно описать, поскольку в стремлении урвать себе кусок поживы каждый краб пускал в ход клешни по отношению ко всему, что попадалось ему на пути. А Гарса продолжала бросать тяжелые камни, давя все новых и новых крабов, и наступил такой момент, когда в полутьме невозможно было разобрать, какой из них живой и какой мертвый.

Чем больше их приползало, тем больше умирало, и чем больше умирало, тем больше приползало.

Щелканье клешней множества огромных крабов, калечивших друг друга, превратилось в оглушительную какофонию.

Безмятежные волны, проникавшие в лужи, уносили за собой, возвращаясь в море, останки крабов и резкий запах убоины, поэтому по прошествии нескольких минут из глубины океана начали целыми дюжинами появляться, осторожно скользя, черные и слизкие существа причудливого вида, явно намеревавшиеся стать участниками столь обильного пиршества.

– Что это еще за чертовщина? – не выдержал Амансио Арес, который с каждым разом нервничал все больше.

– Осьминоги.

– Не ври!

– Я не вру. Просто осьминогам, видно, крабы весьма по вкусу.

– Мне не нравятся осьминоги.

– Ну, тогда, наверное, ты единственный галисиец, которому они не нравятся.

На рассвете крохотный пляж напоминал поле битвы.

Возможно, до сих пор сюда ни разу не ступала нога человека, благо на этот пятачок можно было попасть только со стороны моря. Однако было очевидно, что за одну-единственную ночь четыре человека произвели настоящую революцию, нарушив равновесие там, где с незапамятных времен действовали раз и навсегда установленные правила.

* * *

– Любой человек представляет собой потенциальную угрозу как для других людей, так и для природы, в силу своей неограниченной способности причинять вред, даже когда у него нет такого намерения. Остальные живые существа могут влиять на свое окружение в большей или меньшей степени, но поскольку мы, люди, обладаем свойством приживаться где угодно, будь то пустыня или льды, джунгли или моря, наша способность к разрушению не знает границ.

– Ну, подумаешь – всего одну ночь и в силу вполне определенных обстоятельств несколько осьминогов и крабов пожирали друг друга, не зная удержу. Не думаю, что это дает тебе основания говорить об «угрозе»… – заметил монсеньор Касорла, не придавая большого значения данному событию. – Думаю, что здесь ты преувеличиваешь.