Гароэ

– Возвращение на остров не разбило бы мне сердца, ведь в тот день оно умолкло навеки… – признался генерал, который, словно желая отвлечься, вертел в пальцах пустую рюмку. Он все не решался отвести от нее взгляд из опасения, что его глаза выдадут, как сильно он расстроился, рассказывая финал столь горькой повести. – Но, честно говоря, я не чувствую себя способным оказаться один на один с собственными воспоминаниями. Настаивать, чтобы я вернулся в бухту, где познакомился с Гарсой, на берег, где мы предавались любви, или на то место, где она объявила мне, что у нас будет ребенок, значит требовать слишком многого.

– Понимаю. Что было потом?

– А то, что мы прошли через все муки ада. Помню, я утратил ощущение реальности, все случившееся казалось мне кошмарным сном. А судьбе словно вздумалось вновь над нами посмеяться: через три недели зарядили дожди, воды вылилось больше, чем за предыдущие четыре года. – Хозяин дома пожал плечами: мол, непонятно, как все это можно перенести, – и заключил: – Вот такие это острова, такими они и останутся до скончания веков. – Опечаленный генерал Гонсало Баэса осторожно поставил рюмку на стол, улыбнулся той отрешенной улыбкой, которая появлялась на его лице, только когда он говорил о единственной любви в своей жизни, и добавил: – Сменный гарнизон прибыл в намеченный срок, я вернулся на какое-то время в Антекеру, и с тех пор моя жизнь превратилась в бессмысленное странствование в поисках дерева, с которого сочилась бы вода, способная смягчить мои страдания, но я не нашел такого.

– Такого, наверное, не существует.

– Да! Никогда не было и не будет. В мирной жизни я чувствовал себя ненужным, а в бесчисленных баталиях, в которых я участвовал, никто так и не удосужился выпустить мне кишки, предпочитая разделаться с несчастными бедолагами, умолявшими сохранить им жизнь.

– Подставлять брюхо, чтобы его вспороли, значит пренебречь самопожертвованием Гарсы, – проворчала хмурая кухарка. – Не думаю, что она бы на это пошла, зная, что вы тут же полезете на рожон, ища погибели. Но я уверена, что, где бы она сейчас ни находилась, она чувствует себя счастливой, оттого что прошло столько лет, а вы ее все так же любите, как в первый день. Важен только след, который мы оставляем в окружающих, все прочее исчезнет.

– И где только ты этому научилась? – удивился ее хозяин.

– Когда моешь тарелки, успеваешь о многом поразмыслить! Расскажите нам о Гароэ еще что-нибудь, – попросила она. – Слыхать-то я о нем слыхала, а вот человека, который бы его видел, не встречала.

– Как и утверждала Гарса, такого красивого дерева не сыскать на всем белом свете. Оно мне часто снится… чтобы я еще раз послушал ту незабываемую музыку… – откликнулся на ее просьбу антекерец. – Оно не только живое и дающее жизнь, но вдобавок наделено магической силой! Ты можешь часами сидеть перед ним, ощущая, как корни, проходя у тебя под ногами, передают тебе силу, которая берет начало во времени, предшествующем рождению Христа.

– Оно такое старое?

– О нем упоминает еще Плиний, когда пишет о Счастливых островах. Будь у меня возможность снова его увидеть, не возвращаясь на те тропинки, по которым я прошел с Гарсой, я бы не колебался, потому что меня часто посещает странное ощущение, что только оно одно и способно вернуть мне душевный покой.

– А ты попробуй!.. – предложил ему монсеньор Алехандро Касорла. – Пересиль себя, вернись туда, чтобы встретиться со своим прошлым, вновь пережить каждое из тех чудесных мгновений, когда ты чувствовал себя самым счастливым человеком на Земле, и провести несколько часов перед легендарным Гароэ, которое могло дать имя твоему сыну.

– Слишком поздно, дорогой друг! – прозвучал горький ответ. – Слишком поздно – нам отпущен короткий срок, чтобы испытать счастье, и долгие годы, чтобы вспоминать то время, когда мы были счастливы. Так нам на роду написано, так уж распорядился Создатель, и ничто на свете, даже сила чудесного плачущего дерева – а сейчас мне хочется верить, что оно оплакивает Гарсу, не в силах изменить нашу судьбу.

ПРИМЕЧАНИЕ АВТОРА

Гароэ продолжало давать воду и поддерживать жителей Иерро до тех пор, пока его не свалила буря ровно четыреста лет назад, весной 1610 года.

Водосборники, в которые стекали его «слезы», сохранились до наших дней.