Гароэ

– А как мы превратим огромные бревна в маленькие доски? – поинтересовался растерянный брат Бернардино де Ансуага. – Тут нужна большая пила.

– Об этом вам следовало бы спросить у Ноя, святой отец, – заметил Сёднигусто. – В конце концов, на этом корабле поплывут, считай, одни ослы.

– Перестань молоть чепуху и давай ближе к делу, время же уходит! – одернул его антекерец. – Думаю, сначала следовало бы отобрать образцы каждого из этих бревен, бросить в воду и посмотреть, какой из них лучше плавает. Как ты думаешь?

Курро Карро ткнул себя в грудь указательным пальцем и при этом удивленно сказал:

– Я?.. Извините, мой лейтенант, но ведь я так до сих пор и не знаю, какая доска больше подходит: твердая, которая хорошо плавает, или гибкая, но не такая плавучая… – Он помолчал, с силой поскреб грязную шевелюру, давшую приют великому множеству самых разных насекомых, и закончил уже совсем за упокой: – Это что касается древесины, потому как, если вам интересно мое мнение в целом, у нас больше шансов добраться до Гомеры вплавь, чем на том, что мы тут вот так, на авось, сварганим.

Лейтенант, как будто разделяя его пессимизм, отошел в сторону, примостился на груде валунов и оттуда стал наблюдать за работой своих людей; вожделенный остров маячил на заднем плане открывшейся его взору картины.

Он спросил себя (как спрашивал по сто раз за день), как же так получилось, что длинная череда обстоятельств, соединившихся нелепым, жестоким и необъяснимым образом, завела их в беспросветный тупик. Будто некий злой дух-шалун развлекался, протягивая одной рукой счастье, а другой – беду.

Живот его возлюбленной все больше округлялся, а ее красота при этом нисколько не уменьшалась, скорее наоборот. То есть, с одной стороны, он получил то, о чем только мог мечтать мужчина, а с другой – его мучил самый горький кошмар, который преследует солдата.

Что ему теперь предстоит увидеть: как его люди потонут или как умрут от жажды?

Если подумать, придется признать, что разница между счастьем и несчастьем или же между жизнью и смертью заключена в нескольких граммах соли, растворенной в воде.

Как же несправедливо, что все зависит от такой вот малости!

Почти неосязаемая пыль, окрасившая в белый цвет соседнюю скалу, стала виновницей бедствия – из-за нее погибли целые цивилизации, не сумев утолить жажду на берегу моря. Зная, что его мысли никто не подслушает, Гонсало Баэса подумал, что творец столь нелепого мироустройства явно не справился с делом, что было бы еще простительно безбородому новобранцу, но никак не Высшему Создателю.

Или же он лишен способности к сочувствию, что не пристало хорошему отцу.

Гонсало Баэса надеялся стать хорошим отцом, и, поскольку его собственный родитель не раз повторял, что надо только «всем сердцем любить мать своих детей», он был уверен, что у него получится, потому что не представлял, как можно любить больше, чем он любит Гарсу.

Даже в такие периоды, как этот, когда судьба то и дело выказывала ему свою враждебность, мысль о том, что она рядом, была для него бальзамом, а одна минута, проведенная с нею, казалась вознаграждением за целый день невзгод и огорчений.

Подобно тому как это происходит с солью, попавшей в воду, простое соприкосновение с ее кожей становилось тонкой гранью между бытием и небытием.

Пока он наблюдал за тем, как Бруно Сёднигусто, Амансио Арес и остальные усердно занимаются подготовкой образцов, на память ему пришла старая песня, которую не раз пела команда корабля, доставившего его на остров:

Моряк, ты моря не бойся, бойся скалы.
Моряк, ты моря не бойся, бойся скалы.
Море качает тебя, скала – разобьет.
Море качает тебя, скала – разобьет.
Милая, губы не вспомнят, ты в сердце храни
память мою.
Милая, губы не вспомнят, ты в сердце храни
память мою.
Дно мне милей крутых берегов.
Дно мне милей крутых берегов.

Волны с грохотом разбивались об утес, к небу тотчас же вздымался впечатляющий столб пены, и у лейтенанта невольно возникал вопрос: как это люди могут доверять свою жизнь столь ненасытному чудовищу?

Бороться с океаном значило проявить подлинную смелость, это не то что драться с мавром, вооруженным такой же шпагой, как у тебя.

Любая битва рано или поздно заканчивается, и любой враг может быть повержен, а вот океан готов атаковать снова и снова, поэтому никому и никогда не удавалось его обуздать.

* * *

– Так тебе удалось построить корабль? – поинтересовался монсеньор Касорла.

– Корабль, корабль… одно слово, что корабль!..

– Так что это такое было?

– Несуразное порождение горячечных умов и неумелых рук, – искренне ответил хозяин дома. – Как уверял неподражаемый Бруно Сёднигусто, который никогда не лез за словом в карман: «Если бы у Ноя были такие помощники, человечеству не осталось бы ничего другого, как питаться лягушками до скончания веков».