Гарольд, последний король англосаксов

Сомнительность положения Стиганда — как преемника смещенного архиепископа и как главы одновременно двух кафедр — с канонической точки зрения была очевидна многим в Англии. Из-за этого его не призывали для исполнения обычных обязанностей архиепископа — он не рукополагал епископов (за исключением краткого периода понтификата Бенедикта X, признавшего его полномочия) и не проводил коронаций²²³; характерно, что он также не был приглашен для освящения церкви, построенной Гарольдом в Уолтеме. Тем не менее Стиганд оставался на архиепископской кафедре и даже присутствовал на поместном соборе вместе с папскими легатами, прибывшими в Англию в 1062 году; в их задачи входило добиться от еще одного «плюралиста» — Эалдреда, архиепископа Йорка, — чтобы он передал другому прелату Вустерскую кафедру. Похоже, всяческие проявления недовольства по поводу неканоничности положения Стиганда возникли уже после того, как он утратил политическое влияние; в любом случае до этого момента они ничуть ему не мешали.

Интересно, что совершенно аналогичная ситуация, в которой находился епископ Вульфви²²⁴, заменивший на кафедре Дорчестера нормандца Ульфа, никого не волновала. Возможно, дело здесь в том, что ни дорчестерская кафедра, ни сам Вульфви не играли заметной роли в церковной и светской политике; а возможно, «плюрализм» Стиганда служил дополнительным раздражающим фактором. Ульф, кстати, имел дурную репутацию; известно, что папа Лев IX готов был низложить его в 1050 году за симонию, и это обстоятельство во многом снимало вопросы по поводу каноничности рукоположения его преемника.

Косвенным результатом конфликта 1051―1052 годов явилось еще одно событие: хотя в Англии в то время о нем не знали, оно имело роковые последствия. Неудачливый архиепископ Роберт Жюмьежский, испугавшись за свою жизнь, бежал на континент, захватив с собой в качестве гарантов собственной безопасности сына и внука Годвине. Узнав о том, что король Эдуард сместил его и назначил на архиепископскую кафедру Стиганда, он отправился в Рим, чтобы пожаловаться папе на беззаконие и представить в возможно более черном свете своего преемника. Отчасти из-за его жалоб в последующее десятилетие папы, сменявшие друг друга на римской кафедре, один за другим отказывались признавать полномочия Стиганда, что нанесло ущерб репутации английской церкви²²⁵.

Но Роберт на этом не остановился. Весьма вероятно, что вскоре после возвращения из Рима он посетил Вильгельма, герцога Нормандии, и заявил ему, что король Эдуард назвал его своим наследником и передал ему сына и внука Годвине якобы как заложников, подтверждающих его права на трон. Подобная датировка лучше согласуется с имеющимися свидетельствами, чем версия о том, что Роберт подтвердил права Вильгельма как наследника в 1051 году²²⁶. Нормандские хронисты не приводят дат, но все они называют Роберта архиепископом; Вильгельм из Пуатье очевидным образом связывает появление Роберта с передачей заложников. В 1052 году, как мы видим, Роберт имел возможность сделать и то, и другое. Бывший архиепископ жил в Нормандии до самой смерти (умер он в какой-то момент между 9 января 1053 года и 1055 годом, причем скорее в 1055 году²²⁷), и не исключено, что он обсуждал с герцогом эту тему не один раз.

Мы никогда не узнаем, что именно Роберт Жюмьежский говорил Вильгельму в частных беседах по поводу его прав на английский трон. Глубоко разочарованный и преисполненный горечи, бывший архиепископ затаил жестокую обиду на Годвине, из-за которого он лишился своего положения, и на англосаксов, которые на захотели его поддержать. Если бы Годвине остался в изгнании, Роберт занимал бы Кентерберийскую кафедру и пользовался бы во всей полноте властью и уважением, которые дает этот пост. Возможно, он пытался добиться от герцога, чтобы тот помог ему вернуться в Кентербери, в обмен посулив ему английскую корону. Следует вспомнить, что именно архиепископы Кентерберийские проводили королевские коронации, и Роберт в разговорах с Вильгельмом мог ссылаться на этот факт. Если принять данную гипотезу, становится понятно, почему все нормандские хронисты утверждают, что король Эдуард назвал Вильгельма своим наследником и почему герцог Вильгельм сам, как кажется, безоговорочно в это верил. В то же время, поскольку в действительности король Эдуард не делал ничего подобного, исчезают все вопросы как по поводу беспрецедентности подобного шага, так и по поводу полного отсутствия всяких упоминаний о нем в английских источниках.