Гарпии визжат

О подробностях отношения Эллы к своей судьбе героические саги умалчивают. Известно, что более всего в жизни царевну волновала жемчужина Лунный Пламень, за которой она и отправилась — к «ветхому» ещё Драеладру; отправилась, по-видимому, вполне добровольно, хотя и не имея внутренней возможности выбора. Да и что другое очарованная царевна могла выбрать? Жемчужина звала — Элла двигалась к ней.

Неизвестно и то, добровольно ли Элла возлегла с драконом, а также неясно, какие чувства к «ветхому» Драеладру она испытывала. Вернее всего, просто приняла как неизбежность все брачные ухаживания чудовища, какими бы они ни были, ибо не могла не признать его власть над пленившей её жемчужиной. «Ветхий» Драеладр обладал жемчужиной, жемчужина же владела ею.

Грустная, но правда: отношения земной женщины с чудовищным перводраконом и не могли быть вполне человеческими. Зато от Эллы, начиная от её крылатого первенца, пошла ветвь совершенно иных драконов, дружественных своим родственникам-людям и, наряду с другими яркими достоинствами, впитанными от людей, очень нежных и страстных любовников. Но те замечательные любовники достались уже другим женщинам и драконицам — из новых легендарных поколений.

Об Элле же мы наверняка знаем, что и в замужестве за человеком Ашогеорном её любовные чувства по-прежнему спали, а единственная подлинная страсть — к Лунному Пламени — распространилась только на первенца. Ему-то она и передала в наследство эту жемчужину, принадлежащую, говорят, к величайшим Костям Вселенной — при том, что у нашей вселенной не так уж и много костей.

Второй женщиной, чьи отношения с драконом стали предметом воспевания, оказалась дочь Эллы от Ашогеорна — легендарная Кешла. К её чувствам и мыслям традиция отнеслась уже гораздо внимательнее. Возможно, потому что были они у неё — эти чувства и мысли.

Кешла — средний ребёнок из родившихся у Ашогеорна и Эллы, причём единственная девочка в их браке. Не удивительно, что сказители разных народов, обращаясь к поколению детей Ашогеорна, почти всё внимание уделяют Кешле. Что ж, расскажем о ней и мы. Ибо она того достойна.

Чем удостоилась? А вот чем.

Ведь это она первая из детей Ашогеорна стала вопрошать отца, что же значат их имена. И поставила его в тупик. О значении-то имён называтель и не подумал. Как человек прямодушный, честно сказал дочери: «Отстань, сам не знаю». И лишь после выспросил всё, что надо, у проходящего через Гуцегу мудреца. Но то случилось намного-намного позже, хотя и раньше, чем Кешла выросла. Так что и нам забегать не след.

Да уж. Когда драконоборец давал имена собственным детям от спасённой царевны, то даже сам диву давался, что за странные выходили имена: Глелдав, Двавр, Кешла, Керокегер, Шувшер. Думал Ашогеорн, что чудные эти созвучия ровным счётом ничего не значат, но тут он, конечно, просчитался.

Семья Ашогеорна жила в лугах Гуцегу, в местности, в которой в ту пору люди не селились, так что странности детских имён в округе и удивляться-то было некому. Но то — до поры. До той самой, до которой мы покуда не забегали, а тут она и сама подошла.

Как-то мудрец Авдрам, шедший по дороге из Адовадаи в Менг, забрёл в гости к драконоборцу, услышал эти имена и узнал драконий язык. Герой Ашогеорн никогда не изучал этого языка, но, как оказалось, успешно им воспользовался. Имена мальчиков, как их истолковал Авдрам, все относились к разным этапам драконоборчества, имя же девочки означало «кормилица драконов».

Мудрец истолковал, да и пошёл себе дальше, а Элла и Ашогеорн, пока сами не забыли, поспешили обрадовать детей. «А что значит «кормилица драконов», а?» — нахмурилась тогда Кешла.

Ей не ответили, но над вопросом задумались. Ашогеорн так ни к чему и не пришёл, зато Элла потихоньку спросила у Лунного Пламени: «Значит, Кешле суждено повторить мою судьбу?». «И не только ей», — был ответ; видать, в особо торжественных случаях жемчужина ей отвечала.

Из всех пятерых детей секретом собственного имени заинтересовалась только девочка, потому не удивительно, что с трудом добытое значение остальных имён и сами они позабыли, и целые поколения сказителей.

А Кешла — та не забыла. Она продолжала вопрошать.

«А если я не хочу быть кормилицей драконов?» — спрашивала она.

* * *

— Вот-вот! — воскликнула Марципарина. — Кешле не хотелось, да и мне, положа руку на сердце, не очень-то хочется. Неужели нет выхода? Никакого выхода — ни у неё, ни у меня?

— Выход-то есть, — отвечал Эйуой, — но, чтобы его отыскать, надо сперва войти. Кто не вошёл, ведь тот, наверное, и не выйдет?

— Да, наверное. Но куда войти? — спохватилась Лулу.

— В легенду.

Ну да, в легенду. Куда же ещё?

* * *

Кешла своё место в легенде заслужила не только происхождением, но и тонким умом. Её старшие и младшие братья не стали доискиваться глубинных причин своих наименований — и потому были вынуждены свои предназначения просто выполнить, без какого-либо свободного выбора. Она же ради самой возможности выбора стала бунтовать.