Гарпия

Он поворачивался целую вечность. Ерзал коленями, упирался руками, чтоб и профессора Горгауз не задеть, и с подоконника не сверзиться. Хорошо, если на пол. А если во двор, с третьего этажа? Хватит, налетались…

– …я не знала…

Буря утихала. Но карусель ветров еще вертелась над городом, и ливень отплясывал финальные коленца. В небе, будто в кипящем котле, кружила гарпия. Целая и невредимая, Келена виделась доценту частью бури. Естественный фрагмент мозаики; не жертва покушения, но именинница, получившая внезапный подарок.

Вертексида – Дитя Ветра.

Он где-то читал, что гарпии способны зачать от ветров, рождая крылатых коней. Сказки, конечно. Но Кручек был готов поверить сказкам. С его зрением различить черную запятую в поэме бури – невозможно. Но он видел гарпию ясней, чем при чудесной погоде.

– Ей на пользу… извините, я должна уйти…

Ей на пользу, мысленно повторил доцент, слыша, как за Исидорой захлопнулась дверь. Она хочет бури. Она наслаждается бурей. Она – плоть от плоти бури. Пожалуй, в таком случае ей опасна лишь гроза – крылья может сжечь молнией. В остальном… Профессор Горгауз, ты не знала. И я не знал. Все было зря. Твое преступление, мое бездействие, протест студентки – все зря.

Или нет?

Слезай, брат, с подоконника – колокол на звоннице бьет по тебе. В смысле, большая перемена закончилась.

– У нас лекция, – в дверь сунулся Андреа Мускулюс, крепкий и надежный. За ним, гомоня, толпились старшекурсники. – По теории малефициума…

Он обвел аудиторию взглядом, принюхался и с подозрением спросил:

– А что это вы тут делали?

– Демона обуздывали, – вздохнул доцент. – С профессором Горгауз. Новая методика, рискованная.

– Получилось?

– Вроде бы, да…

– А чего вы на подоконнике?

– Так новая, говорю, методика…

Caput XI

Похвалите меня – я вам горы сверну,

Похулите меня – я вам шеи сверну,

Одолжите мне доброе слово, друзья,

Благодарный должник, я с лихвою верну!

Томас Биннори

– Р-разр-решите?

Оторвавшись от бумаг, Штернблад смерил взглядом псоглавца, топтавшегося в дверях с ноги на ногу – и восхитился искусством портного. На Доминго снова был его собственный мундир, тот самый, в котором сын Ворчака вчера дрался. Последствия баталии исчезли: пуговицы на месте, оба рукава целы. Плащ идеален – кружева, шитье, галуны…

Даже латок не видно.

«Храбрый портняжка, – капитан прикинул, как нелегко обслуживать клиента с такими клыками, как у псоглавца. Особенно если клиент рвет мундиры, как перчатки. – И на руку скор. Надо взять на заметку…»

– Входи. Садись и рассказывай.

Доминго боком протиснулся в дверь, аккуратно прикрыл ее и остался стоять. Псоглавец выглядел сконфуженным. Не успел приступить к службе, а уже подрался. Форма – в клочья, аванс в счет жалованья, до последнего гр-роша – на р-ремонт… Хорошенькое начало карьеры!

Возможно, предположил капитан, этого и добивались. Наняли бандита – сорвать первое дежурство. Глядите, люди добрые, каков из сукина сына лейб-страж. Только и годен, что грызться по ночам со всяким сбродом. Ишь ты, с псиной харей – во дворец!

– Не стой столбом. Садись, говорю.

Второй раз ослушаться начальства Доминго не посмел. Он с робостью присел на краешек жесткого стула, моргнул, глядя здоровым глазом на портрет Эдварда II, висевший в простенке между окнами. Король на портрете строго хмурил брови: обмишулился, верноподданый? Докладывай! А мы тебе плаху велим надраить…

За окном по плацу, печатая шаг, маршировала рота лейб-гвардии.

– Напра-а-а-ву! На месте стой! Ать-два!

– Р-р-равнение нале-е-е-ву! Его величеству…

– Виват! Виват!! Виват!!!

Никакого величества на плацу не наблюдалось. Гвардейцы отрабатывали приветствие августейшей особе. Ходить в строю Доминго терпеть не мог, но сейчас ему вдруг захотелось оказаться там, с гвардейцами. Тянуть носок, выполнять команды, преданно таращиться на сержанта. Рявкать: «Виват!» – и горя не знать!

Он тяжело вздохнул.

Что ж, не зря оперировали глотку. Вот и пригодилась для долгих речей.

– Я шел на дежур-рство. По набер-режной. Дошел до моста.

– Какой мост?

– Чер-рез канал, – псоглавец повел рукой, желая пояснить диспозицию.

Капитан с проворством убрал подальше чернильницу в форме рыцарского шлема – Доминго едва не смахнул со стола бронзовую махину.

– Дальше!

Времени до заступления в караул оставалось выше крыши. Доминго еле сдерживался, чтобы не ускорить шаг. Он волновался, как лопоухий щенок. Словно и не было восьми лет службы на границе, трех лет в наемниках; охрана купеческих караванов, бесчисленные стычки, дюжина дуэлей – все приснилось… То, что сын Ворчака еще жив и годен к службе, говорило о многом. Но капитан Штернблад перестарался. Он слишком хорошо внушил Доминго мысль:

«Ты – первый миксантроп, допущенный к охране его величества!»