Гарпия

Ректор никому бы не признался, что во время беседы испытал душевное потрясение. Ему не раз и не два чудилось, что из-за прелестного, юного личика выглядывает зловещая старуха – опытная, умная, сильная. Магией здесь не пахло, и он списал впечатление на собственный раздрай. А равнодушие, с каким гарпия вспоминала случившийся инцидент, могло кого угодно выбить из колеи. На ее месте Хайме рвал бы и метал, или хотя бы облизывался, как сытый кот, при мысли о вчерашнем бурном наслаждении.

Ничего подобного.

Спокойствие гарпии приводило ректора в трепет. Трепеща, он начинал бояться; боясь – приближался к ненависти, и хорошо понимал профессора Горгауз.

Сейчас обе девицы – Марыся Альварес и Келена Строфада – ждали в приемной, под бдительным оком секретаря Триблеца. Понадобятся они или нет, ректор не знал. Но предусмотрительность никому не вредила.

– У вас на столе лежит мое заявление, – напомнила Горгулья. – Там все изложено. Вы снимаете меня с кураторства. Подписываете приказ о моем увольнении. И пишете донос в Тихий Трибунал. Я останусь в городе, на своей квартире. Меня легко найти и арестовать…

– Докладную записку, сударыня! Записку, а не донос! И вообще… С кураторства я вас, разумеется, сниму. Матиас, с сегодняшнего дня ты – куратор. Единственный и полномочный. Приказом я тебя оформлю позже. Вместо увольнения профессор Горгауз получит отпуск. На длительный срок. А вместо доноса в Трибунал профессор Горгауз получит, извините, шиш. Вот! – ректор продемонстрировал, что именно получит Исидора. Получилось увесисто. – Мне только не хватало вигилов в университете. Проверки, допросы, сплетни… Проклятье!

Он с размаху громыхнул о стол тяжелым пресс-папье. Запрыгали на полках чучела, дребезжанием откликнулись стекла в окне. В дверь сунулся секретарь Триблец, увял под свирепым взором начальства и сгинул.

– Я совершила преступление…

– Извольте помолчать, профессор! Здесь я решаю, что преступно, а что нет! Кстати, Матиас, это ты виноват, – сделав вид, что начисто забыл о присутствии Горгульи, ректор снова обратился к доценту на «ты». Наверное, в воспитательных целях, дабы Исидора почувствовала себя пустым местом. – Ты предложил мне оставить эту… хм-м… преступную даму на посту куратора. А я, дурак, согласился. И вот результат: Тихий Трибунал. Я уже не говорю о Надзоре Семерых – от них так просто не отделаешься. Ладно, подведем итоги.

Он прошелся по кабинету, заложив руки за спину.

– Сейчас я приглашу сюда пострадавших… э-э…

Поразмыслив, можно ли зачислить гарпию в пострадавшие, Хайме ответа не нашел и продолжил:

– Вас, профессор, я попрошу быть приветливой. Считайте, что это ваши любимые дочери. И улыбайтесь, разрази вас гром! Улыбайтесь! Не так, будто вы гримасничаете на похоронах, а по-настоящему. Я обо всем договорился. Ваше дело – не сорвать высоким сторонам… э-э… подписание мирного соглашения.

– Он умирал три года, – ответила Горгулья.

– Кто?!

– Мой дед. Он сошел с ума. Мы жили в Тренте, дед давно уехал из Строфадской резервации. Тем не менее… Ему всюду мерещились гарпии. Дома, на улице. Они якобы съедали его пищу. Гадили ему в тарелку. Распространяли зловоние. Три года он жил в аду, населенном гарпиями-призраками. «Они жрут мое! – кричал дед. – Я голоден! Я умираю от голода!» И умер от обжорства. Все время ел, утверждая, что гарпии отбирают продукты…

– При чем тут ваш дед, голубушка? Нет, я сочувствую…

– Я была ребенком. Самое яркое воспоминание детства – смерть деда. Поэтому я пошла в бранные маги. Извините, Хайме. Зовите студенток. Я буду улыбаться. А потом уйду в отпуск. Мне надо о многом подумать.

Пенька исчезла. На стуле сидела прежняя, выкованная из стали Горгулья.

– Триблец! Просите сударынь зайти в кабинет!

– Обеих сразу? – голосом секретаря, разложенным в терцию на три пасти, спросило чучело химеры.

– По очереди!

Пока ректор объяснялся с Марысей, доцент размышлял о своем. Симптомы смертельной болезни Джошуа Горгауза, даже в кратком изложении Исидоры, будили в памяти заболевание Томаса Биннори. Еще в библиотеке он отметил сей факт. Выводы? В одном случае гарпии мстят врагу их племени. Годы не остудили злобу: месть превыше всего. Момент выбран идеально: маршал умирает в Тренте, не привлекая внимания властей. Ветеран свихнулся на почве давних баталий, вспоминая минувшие дни… И второй случай – гарпии сводят с ума безобидного поэта. Зачем? Чтобы под личиной «альтернативного специалиста» спасти королевского любимца, получив возможность обучаться в Универмаге?

Бред какой-то!

«Отложить месть на столько лет. Выждать и ударить наверняка. Для этого надо быть самым злопамятным существом в мире. Я видел Келену сегодня утром. Она ждала начала лекции по теормагу. Мы перекинулись парой слов. Когда я напомнил о вчерашней буре, она осталась равнодушна. Более того, она уже знала о вызове в ректорат. По-прежнему – ледяное спокойствие. Десять студентов из десяти тряслись бы, как осиновый лист. Если это притворство, в ней умер величайший лицедей… Если это хладнокровие, в ней умер великий шпион. Умер ли?»

– Следующая!